Но тишины не последовало, не последовало и покоя для души моего зеленого спутника. Не в силах сдержать печали, отвернувшийся от злой картины Гриндис ощутил спиной чей-то пронизывающий до костей взгляд. Голова титана обернулась на зов. Синяя фигура тянула крыльями несуществующий воздух и будто насмехалась над зеленым миром, порхая над поверженными Арвой и Синтой. В сердце мира что-то екнуло, мгновение черной тоски резко сменилось бушующей яростью, оборвались все сдерживающие его цепи, крылья понеслись в бой. Мысль была одна – Вордарог!
Сцепившиеся в поединке бешено раскручивающихся лап, когтей и хвоста существа, совершенно потеряв голову, сорвали алый цветок крови. Рана, нанесенная синим лезвием, была близка к своей цели, сердце будто сжалось и затаилось по глубже, подальше от лезвия чужого мира. Судорожные крылья разжали объятия, а передние лапы расцепили скрещенные клинки. Так близко! – Громко взорвалось в голове. – Кристалл чудом уцелел во плоти. Не обращая внимания на болезненные ощущения щупалец близящейся смерти, Гриндис атаковал: взмах, скрытая под удар хвоста атака левой передней лапой встретила плоть, новый удар погряз в защите, очередной утонул в пустой мгле. Вордарог отступил, ощутив ранение, Гриндис, не теряя ни мгновения, наступил на скорость и, забыв обо всем кроме синего цвета, закрутился огромным зеленым волчком, оборона из крепко сцепленных лап поддалась, уловки врага провалились, а очередной укус встретил цель. Фехтование миров закончилось: зубы Гриндиса крепко вцепились в шею врага, броня чешуи поддалась и мир, словно дикий зверь воспользовался шансом сполна.
После, отводя взгляд от поверженного врага, Гриндис заметил укутавшуюся в сопряженном с ее цветом тумане Пир. Еще одна его подруга, которую погубил Вордарог, она не погибла, но оставила Арву и Синту на растерзание синего врага, и в сражении с Вордарогом осталась безучастна.
Алая фигура скрылась в родном цвете и ушла прочь, богиня огня ушла, лепесток чуткости, как Гриндиса называли остальные миры, не завял, а лишь немного потерял свой зеленый цвет. Мир, обретя отнюдь не последний покой, поглаживал не достигшую цели синюю рану и наблюдал за затухающей алой грозой.
Я вернулся, зажглась окружавшая меня реальность, ладони ощутили уже, казалось, державшую их тысячу лет в заточении рукоять. Битва драконов, а по сути миров закончилась давным-давно. Обе руки держали Лейглавирн под уздцы, невероятная мощь, взращенного из Сердца Мира меча впитывала силы из самого меня, реликвия, словно взбешенная лошадь брыкалась и фыркала блестящими искрами, я тянул, тянул шпоры бури, уже не осознавая который час. Время играло со мной в кошки мышки, а чувствующий биение сердца клинок все не поддавался. Вдруг и Нантис решил бросить меня и уйти, как ранее отнятые силы охотно отдались мечу. Нет! Не уходи! Свет этой яркой звезды привел меня к Сердцу Мира, уволок прочь от невзгод пути и привел к цели, а теперь решил бросить меня. Что же это такое: безумный обман или попытка образумить меня? Стараясь удержать на плаву обе лодки, я не отдавал предпочтение ни одной из них. Не уходи, Нантис, не бросай меня, я без тебя не смогу! Выбор был слишком тяжел: верный осязаемый кожей, словно живой товарищ браслет, или меч, способный известить о кончине мира и сподвигнуть всех на последний бой.
От тяжести этого решения зависело все, почему-то привязанность играла для меня слишком огромную роль. Все – пора! Я позволил ожившему украшению соскользнуть с запястья и вернуться в утробу матери, только тогда, обессиленные руки ощутили движение. Лезвие заскользило по граням великого самоцвета, легкое, как перо оно вышло из родной стихии и обрело себе нового владельца. Дааа! Я ощутил невероятный всепоглощающий подъем исходящей из Сердца Мира энергии. Кровь стремительным потоком погнала по венам мою жизнь. Сила! Сила, незнающая границ захлестнула меня и понесла в высь. Бывшие очень тяжелыми крылья распахнулись павлиньим хвостом. Ноющее от гнета синих корней сердце засияло ярче и более мерно, бушующий ураганом ритм начал стихать, а меня все несло в высь. В верх, к судьбе! Перья реактивного ранца словно разгорелись нестерпимым огнем. Нависшие над миром корни смерти зашептали ранее неслышимую мелодию голосов. Шепчущие корни отговаривали меня, звали сойти с пути и примкнуть к пятнающим рубин легионам хаоса.
Когда я приблизился к синему отражению подземных лесов, словно из зазеркалья на меня ринулись вездесущие индиговые отростки. Легкое как перо лезвие рассекало их, корни плетьми опадали вниз, сначала мелкие, затем большие они все приближались и приближались со всех сторон. Я кружил словно Геракл, сражающийся с Лернейской гидрой. Казалось, что после каждой отрубленной головы, как в давней легенде, на меня обрушались три.