— А ему уже не отплатили? — спросил Артур.
— Ты становишься противным. Совершенно противным и злым.
Она красиво плакала без слез, и Артур мог только просить у нее прощения, которое она, выждав достаточно времени, великодушно дала. Потом настал первый день Рождества, и приехал Грегори, который помогал на кухне, переполненный весельем и виски Артура.
— Не двигайтесь, — проинструктировал он Артура. — Мы с женушкой неплохо справляемся.
Артур зарычал и настоял на том, чтобы пройти на кухню, где он уронил горячую тарелку и разлил соус.
— Иди и сядь, — сказали они, и он знал, что они смеются над ним, греясь в теплом свете близости, из которой он был навсегда исключен. Он надулся, отлично зная, что так делу не поможешь.
— Чем-то расстроены? — спросил Грегори, и Кловер захихикала.
— Думаю, он хочет поиграть в саду.
— Там прохладно, старик. Не сможешь положить еще камней на свою каменную горку.
— Или посадить капусту , — на Кловер нашёл приступ неконтролируемого веселья.
— Заткнись.
Артур услышал, как его голос поднялся до высокого крика, и он знал, что выглядит и говорит глупо, но, казалось, он потерял контроль над разумом. Из-за этого он говорил и вел себя как безумец.
— Потише, старик, — мягко сказал Грегори. — Не сердись. Рождество — время добра, и все такое.
— Мерзкое Рождество, — Артур трясся от ярости. — Думаешь, я слепой? Думаешь, я слабоумный?
— Уверен, ты тронулся умом, — пробормотал Грегори.
— Я знаю, что ты спишь с моей женой, — Артур грохнул кулаком по валлийскому комоду. — Уверен, она даже не вставала, пока я был в госпитале.
— Он такой грубый, — Кловер задрожала, и Грегори нахмурился.
— Старик, это чересчур. То есть, в присутствии леди и так далее. Думаю, тебе нужно извиниться.
— Черта с два, — Артур пнул комод и нетерпеливо посмотрел на железную кастрюлю. — Вот что я скажу. Я повторю все это в суде. На разводе. Я замараю ваши имена. Вот увидите. О, субботним газетам это понравится. Жена прелюбодействует с человеком, который переехал мужа на спортивной машине...
— Не могу позволить тебе сделать это, старик, — мягко сказал Грегори, беря большой разделочный нож. — Никак не могу, понимаешь? Нельзя, чтобы наши имена связали. Кроме того, бедняжка останется без гроша в кармане.
Холодная вспышка ужаса погасила огонь гнева Артура, и внезапно ему захотелось закричать.
— Что. что ты имеешь в виду?
— Боюсь, тебя придется убрать, старик, — печально сказал Грегори, обходя кухонный стол. — Нужно подумать о добром имени леди. Извини и все такое.
— Ты сошел с ума, — Артур начал пятиться, но только попал в ловушку между шкафом и стеной.
То есть, ты не можешь. — его бедный, пораженный ужасом мозг пытался найти обоснованную причину отсрочить его приближающуюся кончину.
Черт возьми, сегодня же Рождество.
Грегори хихикнул.
— Всему свое время.
Он приблизился к Артуру, потом с аккуратной точностью ударил его ножом между вторым и третьим ребрами. Он отступил, будто бы чтобы полюбоваться своей работой.
Артур издал странный булькающий звук, потом, к испуганному удивлению Кловер, оторвался от шкафа и на негнущихся ногах пошел по кухне. Ручка разделочного ножа выступала из его груди словно ужасающая растительность. Его рот открылся, и розоватая пена стекала с губ. Несколько слов вырвалось из его сокращенного горла.
— Должно... быть... она... уже... встала.
Он покачнулся как выкорчеванное дерево, потом рухнул на пол. Какое-то время стояла тишина, потом Кловер выдохнула:
— О чем он говорил?
— Не знаю, — Грегори покачал головой. — Должен сказать, он был крепким орешком. Я разогнался больше сорока миль в час, когда сбил его старым драндулетом, и будь я проклят, если он не поправился за три месяца. Потом я ударил его огромным разделочным ножом в сердце, а он расхаживает вокруг, болтая как обезумевшая обезьяна.
— Грегори, — Кловер сжала его руку. — Кажется, он еще дышит
— Разве? — Грегори потянулся к другому ножу. — Мы это исправим.
Вскоре они начали обсуждать, что им делать с телом.
— Мы так не планировали, дорогой, — пожаловалась Кловер.
— Знаю, милая, но когда он начал тебе грубить, я вышел из себя. Вроде как сделал дело, оставив планирование на потом. Не стоило этого делать, знаю. Извини.
— Но Грегори, радость моя, что мы с ним будем делать?
Грегори почесал голову.
— Понятия не имею. Всегда обставлял другие дела несчастными случаями. Безопаснее. Без проблем. Мне нужно было только коллекционировать.