Она неторопливо отмеряла количество шагов от одного света фонаря до другого, шаркая подошвами дешёвых кед по асфальту. Воздух, смешанный с дорожной пылью, лёгким тёплым ветерком сдувал тёмные кудри с задумчивого лица девушки. Ей некуда было торопиться, ведь как она не нужна была дома, так её никто не ждал и в общежитии. Соседки, особенно Софи, не нравились ей. Их эмоции были полны светлых чувств, чего так не хватало в жизни Мартинес. Говоря проще, в ней просыпалась зависть, которую она не могла в себе терпеть.
«Выше нос, Иста, у тебя всё ещё впереди!» - мысленно утешала себя она, проходя перекрёсток, кишащий гулящими парочками и мамочками с детьми.
Другая её соседка – Эбигейл – испускала странную ауру, иногда проявляющуюся невидимыми волновыми всплесками. Притом, что речь шла не только о её характере или эмоциях, а о странной связи, чувствуемой лишь на ментальном уровне, которую, Иста считала, Эбби могла ощущать тоже. Словно они были родственными душами или близкими по духу.
- «Уверена, у неё тоже есть тяжёлая тайна», - подозревала Мартинес, изредка замечая, как противоборствующие в её соседке силы и чувства, часто пытаются выбраться наружу, и Эбигейл скрывается в ванной, - «Но она точно - не такой страшный человек, как я».
Мать Исты несколько раз в год посещала врача и проходила полное обследование. С момента рождения дочери она постепенно теряла соприкосновение с жизнью, что всякий раз проявлялось в ужасной мигрени и тошноте, которая нередко доходила до кровавых следов на губах. Причину неизвестной и непостоянной болезни не мог назвать ни один врач, но впервые она проявилась, когда маленькая двухлетняя Ис закатила истерику на пляже, не собираясь уходить домой. Жизель, а именно так звали её мать, ласковыми просьбами добивалась у дочери нужного ухода, но её отец не собирался баловать дочь.
- Ты сейчас же пойдёшь домой, и никаких игрушек! – строго сказал он, - Жизель, просто возьми её на руки и пошли! Я возьму сумки.
Он развернулся, чтобы собрать вещи, как раз в тот момент, когда женщина подняла маленькую вырывающуюся дочь на руки.
- Тише, барашек, папочка просто устал от солнышка… - успокаивающе шептала она ей за кудряшки на ушко, но на девочку это не подействовало. Она была так обижена на отца, что эмоции, захлёстывающие её, преобразовались в силу и невидимым на таком ярком солнце зелёноватым свечением вошли в тело Жизель от пухленьких детских ручек.
Это был первый раз, когда Иста причинила боль матери. Она – совсем крошка – ещё не понимала, что произошло, и испугалась внезапно выпустившей её из ослабевших рук и осевшей на песок женщины.
- Мамочка! Мамочка! Пошли домой! Ис пойдёт домой! – кричала она в испуге с мокрыми щеками от слёз и тянула большую руку матери, пытаясь поднять её. Но та повалилась вперёд, испытывая ужасающее чувство опустошения, головной боли и тошноты.
Тогда ещё никто не понял, что именно случилось, но это было первой каплей проблем в чаше жизни малютки Мартинес.
***
Освежив голову, девушка скорыми шагами добиралась до общежития, которое вот-вот должно было закрыться. По пути на неё чуть не набросилась собака на поводке, чей хозяин удивился резкой смене настроения своего питомца.
- Обычно Рой ни на кого не кидается, - недоумённо произнёс пожилой мужчина и извинился, но Иста не стала ругаться и поспешила в общежитие. У неё не было времени препираться и выяснять отношения. Она с детства заметила, что животные не любят её, и привыкла к этому.
- Уже почти одиннадцать часов, милочка, - пробурчала консьержка миссис Соур, - Ещё бы чуть-чуть и пришлось бы тебе искать другой ночлег.
Иста не удостоила толстушку ответом и прошмыгнула в исписанный лифт. Ещё вчера она испытывала к этим грязным стенам отвращение, но сейчас была рада даже им, лишь бы не возвращаться в родительский дом. Несмотря на всё, она любила родителей, но само её присутствие в их жизнях ставило их под удар. Она не знала, когда именно в следующий раз вырвется болезнь, и предпочла выпустить её на кого-то другого, нежели вновь на мать, волосы которой начали седеть уже в 28 лет.
На шестом этаже разносился опьяняющий запах кальянного дыма. Это говорило о том, что кому-то уже наскучила вечеринка на крыше, и они устроили что-то покруче у себя. Мартинес надеялась лишь на то, что до этого не додумались её соседки, благоразумие которых было всё ещё под сомнением.