Наша Эдит родилась на пустошах, но обладала многими достоинствами. С легким беспокойством, однако без страха она подняла фонарь. В круге света я смог разглядеть бледного нервного типа, одетого, как джентльмен, в кепи и серый твид. От грязи и желтых цветов дрока, которым поросли все впадины между камнями в пустошах, его ноги защищали гетры. Мужчину украшал привлекающий внимание красно-черный шелковый галстук. Ему было немного за тридцать; в руке – тяжелая трость с массивным набалдашником. Я слышал, что такие называют «палка для наказаний», и сразу понял – c таким человеком надо держать ухо востро.
– Вы не скажете мне, где я нахожусь? – спросил он у служанки.
Эдит посмотрела на него с сомнением.
– Я уж решил, что придется ночевать в поле, – продолжал он с не слишком искренним дружелюбием, – и вдруг увидел свет вашего фонаря.
– Вы в Кингс-Пайленде, возле конюшни полковника Росса, – после паузы ответила Эдит.
– Неужели? – воскликнул незнакомец. – Какая удача! – Он точно был не самым хорошим актером. Посмотрев на тарелку в ее руках, он сказал: – Один из конюхов, кажется, всегда ночует в конюшне, да? А вы, наверное, несете ему ужин? Вы ведь не такая гордая, правда? И не откажетесь от нового платья?
Не обращая внимания на неприветливое выражение лица Эдит, он засунул руку во внутренний карман твидового пальто и вытащил сложенный лист бумаги.
– Передайте это сейчас конюху, и у вас будет самое нарядное платье, какое только можно купить за деньги.
Эдит не была дурой. Она молча проскочила мимо мужчины и побежала к окну конюшни – дверь была заперта. (Обычно именно через окно она передавала Нэду ужин.) Ее внезапное появление заставило Шарпа снова залаять. Нэд тут же подошел к стене, Эдит сунула ему в руки поднос и принялась рассказывать о встрече с незнакомцем.
Казалось, они не замечали, как человек крался в темноте к окну, а под его ногами едва слышно хрустел гравий. От него пахло шерстью и трубочным табаком. Наконец он приблизился вплотную и застал их врасплох. В руке мужчина держал единственную банкноту. Шарп низко рычал, и мужчина с тревогой посмотрел в его сторону.
И сразу же дружелюбно кивнул Нэду.
– Добрый вечер. У меня к вам дело.
Я услышал, как он прислонил тяжелую трость к стене конюшни.
Отважный Нэд был не из тех, кто станет прятаться.
– Какое у вас ко мне может быть дело? – резко спросил он.
– Дело, от которого и вам может кое-что перепасть, – угодливым голосом продолжал мужчина. – Две ваши лошади, Серебряный и Баярд, участвуют в скачках на кубок Уэссекса. Ответьте мне на несколько вопросов, и я не останусь в долгу. Правда, что вес, который несет Баярд, позволяет ему обойти Серебряного на сто ярдов в забеге на пять фарлонгов[4] и что вы сами ставите на него?
Я не хочу унизить молодого Баярда, от копыт до гривы составляющего лишь две трети жеребца, которым он себя считает, но не стану утаивать истину.
– Ах, вот вы кто!.. – воскликнул Нэд.
Боюсь, работа на конюшне неблагоприятно сказывается на чистоте выражений, которые употребляют конюхи – в этом смысле Нэт не составлял исключения… Но, как часто повторяла моя мать, скакун должен оставаться джентльменом или леди, как бы слуги себя ни вели.
– Сейчас я покажу вам, как мы встречаем шпионов!
Нэд вскочил и быстро пересек конюшню, чтобы выпустить Шарпа, который разразился возмущенным лаем. Эдит уже бежала к дому.
Когда Нэд отпер дверь, Шарп выскочил наружу.
– Я уже засыпал! Как ты смел меня разбудить? Да я ем незнакомцев на ужин!
Конечно, Шарп склонен к преувеличениям, но его мощный лай производил впечатление.
Нэд запер за собой дверь и умчался в темноту. Довольно скоро, задыхаясь, он вернулся обратно. Позднее я слышал, как он рассказывал остальным парням, что в конце концов потерял незнакомца из виду.
В ту ночь шел сильный дождь. Ветра не было, и капли падали почти вертикально, заполняя водой пустоши и двор конюшни. В середине ночи я услышал, как кто-то звучно шагает по грязи со стороны дома Стрэкера, и почти сразу уловил запах табака Кавендиша. Желтые зубы Стрэкера неизменно сжимали черенок трубки из корня вереска.
Стрэкер тихо отпер дверь и почти беззвучно вошел; с его непромокаемого макинтоша на солому капала вода. Шарп поднял голову, завилял хвостом, но не залаял.
Нэд храпел на своем стуле. После баранины он погрузился в такой глубокий сон, что уронил чашку с водой, и она лежала на полу. Я представлял, как заснувший Нэд сползет на землю и сильно удивится, проснувшись. Однако он спал очень крепко, и даже появление в конюшне тренера его не разбудило. Стрэкер с минуту внимательно за ним наблюдал, а затем повернулся ко мне. Он снова застыл на месте, когда один из парней на сеновале зашевелился, но вскоре я понял, что ни один из них не проснулся, несмотря на грозу.