Начиная с 1979 года пресса начинает всерьез интересоваться "новыми правыми", и складывается впечатление, что они приняли отныне эстафету исчерпавших себя леваков. Вместе с ними появились "новые философы" и "новые экономисты". Первые очень быстро исчезли, потому что никакой "новой философии" создать не удалось. Бернар-Анри Леви сегодня стал диктором на ТВ, Филип Немо ступил в Республиканскую партию, а Кристиан Жамбер сделался последователем традиционалиста Анри Корбена и целиком посвятил себя иранологии и изучению шиизма (в чем, впрочем, весьма преуспел). "Новые экономисты" (Анри Лепаж, Флорен Афтальон и т. д.) и другие теоретики «анархо-капитализма» на некоторое время вошли в моду в период увлечения Рэйганом и Тэтчер, а потом внезапно совершенно исчезли из виду.
Какова же картина интеллектуального мира Франции в настоящий момент? Обратимся к символу круга, в котором наглядно видны периферия и центр. В центре: доминирующая идеология. Она на сегодняшний момент такова: разнообразные формы морализма, прославление рыночных ценностей, защита буржуазного капитализма и американской модели, прославление "прав человека" и "правового государства". В основе этой идеологии лежит следующая простая мысль: либеральная демократия является высшим достижением политической мысли, а западное общество, хоть и не совершенно до конца, все же безусловно является лучшим среди всех возможных социальных моделей. Поэтому "во имя реализма" следует отказаться ото всякой критической мысли, от всех революционных перспектив, надо порвать со всеми «утопиями», которые неизбежно заканчиваются «ужасом», и остановиться на том, чтобы улучшать по мере возможностей уже существующий порядок. Такая позиция достигла своей кульминации во Фрэнсисе Фукуяме, который провозгласил, что у либеральной демократии больше не существует альтернатив и что история закончилась с наступлением эры прохладного потребителя. Так как воображение явно иссякло, стало модным призывать к возврату: возврату к Канту (вместе с Люком Ферри и Аленом Рено), к Монтеню (с Цветаном Тодоровым), к Кондорсе (с Робером Бадинтером), к Бастиату (с Анри Лепажем). Андре Глюксман с завидным патриотизмом прославляет Декарта, вместе с которым родилась идея "человека как прозрачного субъекта" и господина механического окружающего мира. Но больше всего слышатся призывы к возврату к мыслителям эпохи Просвещения. Таковы Эммануэль Левинас, для которого вся философия существования сводится к моральному отношению к окружающему. Джон Роулз, в своей теории «неоконтрактуализма» стремится примирить туманные идеи абстрактной «справедливости», социал-демократические симпатии и рыночную идеологию. Юрген Хабермас в своей теории "коммуникационного поведения" наивно утверждает, что демократия приведет к «взаимопониманию» социальных деятелей, которые, основываясь на законах разумности и вызимовыгоды (где он нашел таких "социальных деятелей"?), освободят друг друга в планомерном и поступательном развитии.
Эти скромные, на первый взгляд, теории являются типичными образцами "минималистического гуманизма", который является камертоном для всей "политически корректной" идеологии в современном западном обществе. Этот "минималистический гуманизм" может быть «оптимистическим», как у Ги Сормана, считающего, что техника раскрепостит человека, а все остальное сделает рынок; или «пессимистическим», как у Глюксмана, считающего, что «зло» — «интегризм», «фундаментализм», «традиционализм» — мы несем в самих себе, и что надо не стремиться к раю, а неуклонно бороться с адом (для него «ад» — это нация, традиция, вера в истину, почвенность, пассионарность и т. д.); или мрачно торжественным, как у Люка Ферри, который стремится примирить индивидуума-субъекта с универсальностью закона (т. е. законченная антихайдеггеровская программа). Общим во всем этом является отказ от любого политического проекта, который признается, вслед за Хайеком, "порочным конструктивизмом".
Разнится довольно сильно общий уровень философов. Наиболее бездарны, банальны и продажны выходцы из окружения Бернара-Анри Леви (Жорж-Марк Бенаму, Пьер Берже, Ги Скарпета, Борис Кутюрье, Жан-Поль Антовен и т. д.), а также "икорные левые", прислуживающие министру культуры Джеку Лангу и сотрудничающие с Министерством безопасности ("полиция мысли"). Их трибуна — журнал «Глоб». Здесь прославляются ценности космополитизма, не лишенной некоторой «французскости» ("Франция — родина прав человека и интернационализма"), а также утверждаются максимы типа "Человек свободен благодаря Закону и раб по рождению", но более всего прославляются деньги и "продвинутая часть человечества", совпадающая с посетителями ночных клубов на Манхэттене. На противоположном полюсе — действительно одаренные, качественные юные философы: Люк Ферри и Ален Рено. Они исповедуют те же идеи, только более логично, последовательно и остроумно. У них большая аудитория в университетских кругах, а их трибуной является «Экспресс».
Концепции Ферри и Рено строятся вокруг представления о субъекте (они понимают его как категорию, участвующую в социальных и экзистенциальных связях с другими) как о чистой идее, а не о реальности. В реальности же, по их мнению, есть только индивидуумы, одинокие и нарциссические персонажи, ни с кем не связанные и никак не обобщаемые. Эти мыслители критикуют такое положение дел, когда существует только индивидуум, но предлагают довольно сомнительный выход из этой проблематики — с их точки зрения, переход от индивидуума к субъекту происходит в юридической сфере, при том, что эта сфера и все современное право рассматривается как искусственная модель, отрицающая всякое представление о существовании природы, общей для всех людей). Иными словами, и здесь они остаются в рамках крайнего индивидуализма, который, якобы, хотели преодолеть. Их "новый гуманизм" является простым "юридическим гуманизмом", коренится в либеральной концепции правового государства, не знает никакой объективности, замененной классической «интерсубъективностью», и поэтому полностью сохраняет все противоречия, традиционно свойственные либерализму.
Между этими двумя полюсами, различающимися, впрочем, лишь по качеству мысли и последовательности дискурса, а не по идеологической направленности, организуются другие круги и сети доминирующей идеологии. Объединенные принадлежностью к "политической корректности" мысли на светских раутах и коктейлях встречаются светские правые (Жан д’Орнмессон, Франсуа Нуриссье, Ален Перфит) и уютно устроившиеся в системе бывшие левые (Жан-Франсуа Ревель, Бертран Пуаро-Дельпеш, Хорхе Семпрен, Эммануэль Ле Руа Ладюри, Бернар Кушнер и т. д.). Где-то поблизости находятся и либеральные «модернисты», борющиеся за "просвещенную социал-демократию" (Ален Минц). Последователи Фернана Броделя из Школы Анналов (Франсуа Фюре, Жорж Дюби, Жак Ле Гофф, Дэни Ришет, Мона Узуф, Андре Бюргье), наследники направления, которое журналисты назвали в свое время "новыми историками", постепенно теряют актуальность и подчас признают, что "ресурсы изначальной интуиции, видимо, подходят к концу". Показательно, что бывший коммунист Франсуа Фюре, который принадлежал к крайней ультралевой коммунистической ячейке Сен-Жюста, сотрудничает в настоящее время с крупной буржуазией и индустриальными магнатами, усердно посещает престижные дорогостоящие клубы для "очень богатых людей".
Либеральная идеология, которую когда-то правые упрекали за утопизм, а левые за мистификаторство, сегодня является правящей и главенствующей, идеологией власти. В либерализме есть два основных направлений. Первое направление представлено бывшими левыми, которые видят в нем разумную версию «модернизма». Второе направление состоит из убежденных приверженцев рынка и его парадигмы. Первые, наследующие традицию Токвиля-Арона, группируются вокруг журнала «Комментарии» (Пьер Манан, Анни Кригель, Франсуа Буррико, Жан Бэшлер, Ален Безансон) и Института Рамона Арона, президентом которого является тот же Франсуа Фюре. Вторые курируют "либеральную коллекцию" в «Бель-Леттр».
Все это составляет сегодняшний центр, и видно, что за последние десятилетия идеологические характеристики этого центра радикально изменились. Сегодняшние французские "интеллектуалы в законе" превозносят все то, что они еще недавно опровергали, и критикуют то, что превозносили. Это мотив представляется в виде покаяния: мы защищали "право на различие", а оно оказалось путем к "легитимации апартеида"; мы поддерживали "третий мир", а он оказался "нечувствительным к правам человека"; мы "доверяли народу", а он часто голосует "совсем не правильно"; мы верили в "классовую борьбу", а классы растворились в рыночном обществе потребления; мы хотели революций, но они всегда приводят к "ужасным вещам"; мы ставили на регионализм, а он оказался чреватым "экологическим тоталитаризмом" и «обскурантизмом» и т. д.