Выбрать главу

Та половина Сферы, что была занята отпечатками душ со стороны отца воплощенного, окрасилась в фиолетовые цвета обсуждения. Живые волны пробегали по ячейкам, накатывая от центра полусферы к периферии и обратно, пока не блеснула зеленым огоньком одна из ячеек:

– Я великий Воин азиатского племени, стоящий на четырнадцатой ступени Рода, забравший сотни чужих жизней, готов отдать свою.

Глава Рода, сменив ярко-белый цвет Родовой Звезды на ослепительно-зеленый луч общего согласия, провозгласил:

– Да будет рожден Голем Рода из двух жертв по линиям отца и матери, и войдет он на земной план в облике Монаха с Мечом, дабы поучать и защищать для продления Славного Рода от Создания. Аминь.

Сфера растворилась вместе с отпечатками душ и принятым решением.

3

Утро началось с головокружительного кульбита, выполненного моим еще спящим телом при помощи руки-рычага Святого Отца. Я не успел ни проснуться, ни опомниться, ни толком открыть глаза, как уже стоял на ногах, а мой товарищ, по обыкновению, широко улыбаясь, тряс надо мною мокрую от росы ветку осины.

– Вставай, кто первый луч проспал,

Не жил, не верил, не мечтал.

– Отнюдь, – проворчал я, вырываясь из-под хохочущего душа, – мечтаю об оленине и верю в кусок хлеба, дающего жизнь.

Гора хмыкнула и торжествующе произнесла, протягивая мне извлеченную из бездонных складок рясы азиатскую лепешку:

– Жизнь не в хлебах или в воде,

Ищи ее в самом себе.

Я с удовольствием подкрепился хлебом, на вид которому было тысячу лет, но, на удивление, мягким и сытным. Мой спутник кушать не стал, повертел половинку, отломанную мной для него, и спрятал обратно в своих одеждах.

– Кого матерь не носила на руках,

Тот не нуждается в хлебах.

– Странный ты, Святой Отец, но я привязался к тебе, хорошо, что мы встретились. Если не будешь есть, тогда надо трогаться.

Я сверился с солнцем и двинулся на север, моя ручная гора тихонько следовал за мной, как на привязи, и до полудня не издавала никаких звуков, но стоило нам приблизиться к опушке дубровника, Святой Отец резко преградил мне путь:

– Дорога, что избрал, – на смерть,

Сверни, и будешь жизнь иметь.

– Ну послушай, – заныл я, – полдня прыгать через корни, отбиваться от мошки и торчащих, как копья, веток, вся физиономия в паутине, и вот впереди поляна, где я могу отдохнуть, согреться на солнце и поесть ягод, а ты – смерть, жизнь.

Святой отец молча положил свою гигантскую пятерню на мой рот, а другой указал в сторону густого кустарника, чуть выступающего из леса к середине лужайки. Я вгляделся в шелестящие переливы листвы, но ничего подозрительного не заметил. Гора мягко оторвала меня от земли и бесшумно, именно бесшумно, понесла в обход кустарника (поразительная способность не ломать веток и не приминать траву телом столь внушительных размеров уже приводила меня к размышлениям на тему, кто же он такой). Обойдя кустарник с тыла, мы зависли над мхом, и я четко разглядел четырех вооруженных людей, пристально наблюдающих за лесной поляной.

В своем бесшумном стиле мы оставили их общество незамеченными и довольными собой. Отдалившись на достаточное расстояние, Святой Отец опустил меня, и я спросил:

– Так кто ты, мой ангел хранитель?

– Я той же кровью полон, что и ты,

Хотя рождением обязан двум смертям.

Я воплощаю прошлого черты

В обмен на цену выбранным путям.

– Ты ведь не от мира сего? Не отвечай, иначе еще больше запутаешь меня.

Я раздумывал о произошедшем, проницательность и невесомость Святого Отца давали волю воображению, которое взмывало ввысь, но упиралось в невидимый купол моего ограниченного сознания и снова возвращалось вниз. «Если бы не помощь с его стороны, можно было подумать о черной магии», – вертелось в голове.

– Ты и прав, и не прав,

Как и те, кто в кустах.

– Оправдываешь людей, устроивших засаду на меня? Друг ты мне или враг?

– Враг или друг —

Замкнутый круг.

Гора заколыхалась от смеха.

– Ладно, – махнул я рукой, – надо идти, остался день пути, поторопимся.

В спину мне полетело:

– Нет и полдня, мой друг, у тебя.

Но я уже не слушал, день заканчивался мелким противным дождем и свистящим в левое ухо западным ветром, надо было искать место ночевки.

4

– Склонись пред Вселенной, песчинка бытия…

– А вы, Святой Отец, оказывается, поэт…

После утреннего обмена любезностями мы не произнесли ни слова. Я двигался по знакомым местам, уверено ориентируясь меж холмов, лишь изредка поглядывая на положение светила. Вот впереди двугорбая вершина с одинокой обугленной после удара молнии сосной, перевалимся через нее, и мы на месте.

– Святой Отец, а ведь надули мы недругов своих, и все благодаря тебе, – я повернулся к своему спасителю, но того не оказалось рядом: черная гора, размахивая широкими полами-крыльями, неслась навстречу четверке всадников, приближавшихся к нам с подветренной стороны.

– Не дай моей смерти впустую пропасть,

Не лезь без оглядки в раскрытую пасть, —

еле донеслось до меня.

Я помчался к вершине что было сил. Перед тем как свалиться к реке, я обернулся взглянуть на своего товарища. Двое коней были без седоков, один из нападавших размахивал мечом вокруг горы, утыканной стрелами, но еще живой, подвижной, сопротивляющейся.

«Будь у него сейчас меч, – кусал я губы в отчаянии, – я виноват, и нет мне прощения». Пока я корил себя за безверие, четвертый всадник галопом летел прямехонько на меня. Даже с этой точки я в два счета унял бы его прыть, будь при мне арбалет, но…

Я кубарем скатился к реке и, изнемогая от бессилия, побежал к спасительному мосту (вооруженному наезднику понадобятся время спешиться и определенная сноровка экипированным догнать меня на шаткой конструкции).

Сзади послышался короткий свист, и арбалетный болт, раздробив мне позвоночник, вылез из шеи вместе с кадыком. Всадник и не собирался делать то, что я представлял себе в последнюю секунду. Он развернул коня и шагом тронулся к товарищу, заканчивающему дело с огромным, обряженным в рясу монахом.

5

Я открыл глаза от капель, падающих с листьев, дождь шел, видимо, давно. Трава, как и одежда на мне, вымокла, туман разлился по лесу серой периной, и мне пришлось изрядно повзбивать перину, прежде чем я нащупал пояс с ножнами и мечом в них. Подпоясавшись, я снял с ветки арбалет, закинул его за спину, заодно проверив сумку с болтами – две дюжины были на месте. Засунув черствую корку в рот, я было засобирался идти, но что-то не давало сделать шаг. Сон. Мне вспомнился сон, я шел на войну, я нес приказ о начале войны, чужой приказ, но нес его я. Я отправился за славой, но нашел смерть. Приказ, который доставлю я, отправит тысячи людей на погибель. Они пойдут не по своей воле, зачем же я выбрал этот путь добровольно?

Я вынул из ножен меч и закинул его в кусты бузины, подумав, расстегнул походную сумку, и арбалетные болты дружной стайкой отправились туда же.

«Арбалет выбросить жалко, – подумал я, – а без болтов это не оружие».

Решение было принято мгновенно. Я развернулся на восток, где в милях десяти от меня прятался среди холмов монастырь Святого Патрика. Ближе к вечеру я постучал в дубовые двери. Створку отворил внушительных габаритов монах, который, оглядев меня с головы до ног, насмешливо заметил:

– По всему видать, нас посетил большой волшебник, умеющий стрелять воздухом.

Я снял арбалет и притулил его к монастырской стене:

– Прошу приюта и защиты.

Монах, улыбнувшись, кивнул головой и спросил:

– Знает ли молодой человек, что, переступая этот порог, он накладывает на себя обет безбрачия?

– Знаю, – ответил я.

– Есть ли у тебя братья? – поинтересовался монах.

– Нет, я единственный ребенок своих родителей.

– Здесь закончится род твой, юноша. Если готов, входи, брат.

Я, не раздумывая, сделал шаг.