— Многие, — отвечала Элен. — Почти все.
— Ну, а все-таки, — настаивал Стивен. — Если конкретно…
— Если конкретно, — Элен немного подумала. Потом произнесла: — «Синие замшевые туфли», «Люби меня», «Тюремный рок», «Я хочу тебя, ты нужна мне, я люблю тебя»…
— Прекрасные песни, — похвалил вкус Элен Стивен Корнуэлл. Просто великолепные. Я от них тоже в восторге. Помню, когда я только начинал свою карьеру звукорежиссера, то слушал их неоднократно…
Стивен положил в рот Элен смородину.
Она с удовольствием разжевала и проглотила ягодку.
Затем последовали — клубничка, маслинка, опять смородинка.
А потом… Потом…
Острое, жгучее, болезненное, скользкое, противное… Словно та рыбина на прилавке… И тело Элен тоже выгнулось, будто бы тело той рыбы…
Элен вспомнила, как продавец, вооруженный длинным острым ножом, разделывал рыбину на прилавке.
Продавец брал крупную живую рыбу и какое-то время глядел на то, как она бьется. Видимо, так и надо было. Надо было подождать какое-то время и посмотреть, как бьется эта рыба. Рыба билась вяло, обреченно и даже как-то лениво. Ее жабры слегка шевелились. Но не столь часто, как это было тогда, когда она жила в своей стихии, в воде, это была странная и уродливая агония. Не та, которая существует в природе, а та, которая была придумана человеком. Искусственная агония. Вызванная насильно. Вызванная насилием вопреки желаниям рыбины. Рыбина же, естественно, желала возвратиться в свою стихию. Но ее лишили этой возможности. Ей можно было только биться о прилавок головой и хвостом. Рыба выгибалась в руках продавца. Нечто почти эротическое и еще более обреченное читалось в движениях рыбины, бьющейся в руках продавца. Крупные руки продавца хватали рыбину, тискали ее, сжимали, прижимали к прилавку, давили на нее. Потом продавец резко схватил рыбину и отсек ей голову. Затем принялся чистить.
Черт с ней, с рыбиной…
Перец? То был скользкий, влажный, острый, горячий, обжигающий красный перец? Стивен угостил ее перцем! Он запихал в рот Элен здоровенный кусище этого перца! Так, во всяком случае, представлялось Элен — ведь глаза ее все еще сжимала повязка, это чертово полотенце! Хотя и от маленького кусочка душистого красного перца в желудке любого человека мог начаться самый настоящий пожар.
Сначала, разумеется, во рту, ну, а после этого уже и в желудке!
«Мир полон психов, — вдруг подумала Элен. — Почему судьба всегда сводит меня только с психами? Может, потому, что я и сама — сумасшедшая, безумная, психопатка?»
Рот обожгло, Элен поперхнулась, проглотила кусочек перца… Мерзавец, негодяй, подонок! Он опять что-то поднес к ее губам, опять такой же, точно такой перец… Жжет, жжет, жжет… Пламя во рту, пламя в желудке, пламя, кажется, во всем животе… Она так верила Стивену, а он, оказывается, жестоко потешается над ней, развлекается, наслаждается ее мучениями… Садист, самый настоящий садист… Как это ее угораздило влюбиться в садиста… И действительно, любовь зла… Ему доставляют удовольствия ее мучения? Нет, нет, не может быть!
Пожар внезапно стал стихать. Стивен щедро вливал в рот Элен ко-ка-колу. Кока-кола была сладкой и приятной на вкус. От нее ничего не горело. Кока-кола — это было как раз то, что нужно. Что нужно в данную минуту Элен.
Кока-кола стекала на грудь Элен, на живот, на ноги… После кока-колы Стивен протянул ей на ложке клубничного сиропа… Потом — минеральной воды… Потом — снова кока-колу… Потом на ее лицо полилась минеральная вода из бутыли…
— Ой, Стивен! — задрыгала ногами Элен. Она уже смеялась. Контрасты уже не раздражали ее. Она продолжала играть в игру, которую придумал Стивен. — Что ты делаешь? Перестань сейчас же! Ах ты, негодник этакий…
— Я только прошу, — произнес Стивен Корнуэлл, — не открывай пока еще глаза… Не открывай их еще какое-то время… Не срывай полотенце… Потерпи еще немного… Все будет хорошо, вот увидишь, все будет хорошо…
Элен дико смеялась, по-сумасшедшему трясла головой, сжимала кулачки и тут же разжимала их, пыталась уцепиться за невидимого Стивена…
«Ладно, Стивен, — радостно думала Элен. — Ладно, мой хороший, мой интересный, мой неповторимый. Будь по-твоему. Делай со мной, что хочешь. Я полностью в твоей власти. Я и хочу быть в твоей власти целиком. Хочу принадлежать тебе вся. Тебе. Только тебе одному. Никому больше. Ты мой повелитель. Хозяин. Только ты можешь любить и можешь убить. Тебе дозволено все. Делай со мной все, что угодно, мой уродливый, мой великолепнейший, мой любимый, мой ласковый, заботливый, жестокий и милый зверь! Мой Стивен!.. Представляю, какой хаос сейчас на этой кухне… Что тут творится на полу… Какой разгром учинил тут Стивен — и все это ради меня, ради меня одной!»