— Интересно, ты о других женщинах заботился точно так же, как и обо мне? Или нет?
— Или нет, — незамедлительно ответил Стивен. — Или да. Или опять нет, или снова да…
— Ну скажи, — просила Элен.
— Не скажу, — отвечал Стивен.
— Почему?
— А какая разница?
— Есть, есть разница! — настаивала Элен.
— Для тебя может и есть, — сказал Стивен. — А для меня — нет Внезапно он остановился посреди улицы и щелкнул Элен по лбу. Потом еще и еще. Он «подарил» Элен три щелбана. Прохожие удивленно оглядывались на странную парочку.
Элен глупо улыбалась. Она стояла на тротуаре и глупо улыбалась. Вид у нее был растерянный. Она не знала, как ей поступить. Но сердце подсказало ей правильный ответ. Она не стала кричать, плакать и топать ногами. Она не стала закатывать истерику. Она только тихо сказала Стивену:
— Ты псих, Стив. Форменный псих. Теперь-то я это знаю точно. Но я прощаю тебя. Я прощаю тебя, потому что я тоже психованная. Иначе я не была бы сейчас рядом с тобой, иначе я давно бы от тебя ушла.
Она шагнула к нему навстречу. И Стивен заключил ее в свои объятия. Он поцеловал ее долгим, нежным поцелуем. Очень и очень деликатным. Как в тот, первый, самый первый их счастливый день.
Элен целовала Стивена совсем другим поцелуем. Она целовала его так, как целовала тогда, когда простила его за грубую шутку с колесом обозрения.
Стивен и Элен наконец разжали объятия. Отстранились друг от друга, переводя жаркое дыхание.
Элен машинально поглядела направо, и Стивен перехватил ее взгляд. Оба они смотрели на ратушу. На ратушу, у которой они остановились. Эта ратуша, хоть и была старой, но выглядела необычайно притягательно. Элен задрала голову вверх. И Стивен тоже задрал голову. Они увидели часы. Там, на ратуше, на самой ее верхушке.
— Пойдем? — Стивен потянул ее за руку.
— Куда? — удивилась Элен.
Она не знала, куда он ее приглашает. Сначала не могла этого понять. Просто стояла и смотрела на красивую ратушу.
— Ты никогда не хотела оказаться внутри часов? — поинтересовался Стивен. — Никогда не мечтала об этом?
— Мечтала, — призналась Элен. — Особенно, когда была маленькой…
— Это очень важно — оказаться внутри часов, — с серьезным видом заявил Стивен. — Можно будет всему миру диктовать свое время… Так пойдем же… Я тебе покажу что-то интересное.
— Что ты мне покажешь, Стив? — Элен послушно следовала за ним. Стивен настойчиво тянул ее за руку. — Что покажешь?
— Сама знаешь, что, — деловито отвечал Стивен. — Много чего интересного внутри… и в этой башне с часами, да и вообще… Вообще внутри…
Они торопливо поднимались по крутой винтовой лестнице. Элен слегка задыхалась. Стивен тоже немного задыхался. Стены, казалось, нависали над ними, крутились в нескончаемом хороводе, завораживали однообразием.
«Наверное, это очень жутко — быть замурованной, — подумала Элен. — Я не хотела бы быть замурованной. Не завидую тем, кто через это проходит».
Наконец безумные влюбленные оказались на небольшой запыленной площадке. Тут было не очень светло. Точнее, царил полумрак.
— Стив! — воскликнула Элен. — Стив! — повторила она, потому что он сразу не ответил.
— Да, дорогая, — наконец, сказал Стивен.
— Мне страшно…
— Страшно?
— Да.
— Это хорошо, — сказал Стивен. — Человек должен иногда испытывать страх, иначе он позабудет о том, что он — человек.
Вовсю работали, стучали, скрипели, звенели, скрежетали громадные шестерни. Стонали, словно живые существа, в наказание за какую-то провинность замурованные в этом страшном месте, навеки. Часы жили своей жизнью. Обособленной, замкнутой, полностью отделенной своим ритмом от всего остального мира. Словно невидимой пульсирующей стеной. Каждая шестерня занималась своим делом.
— Что напоминает тебе эта картина?
— Бег времени, — ответила Элен. — А тебе?
— То, как мы любим друг друга, — улыбнулся он. Улыбка у него была какой-то дикой, первобытной, необузданной. В глазах зажглись бешеные желтые огоньки. Ноздри раздувались, словно из легких Стивена вырывался неизвестно каким образом проникший туда и поселившийся там ветер.
— Ясно, — сказала Элен.
— Мне нравится, как эти шестерни входят в зацепление, — добавил Стивен. Элен моментально поняла Стивена.
Стивен подхватил стремительно и бешено Элен, прижал к себе. Они целовались во время своей неповторимой любви. Любви горячей, страстной и неуправляемой. Эта любовь не подчинялась никаким часам на свете. Элен и Стивен с какой-то первозданной жадностью торопливо насыщались друг другом. Они напоминали двух загнанных лошадей, у которых «на все-про все» оставалось весьма мало времени. Время не принадлежало им. Они воровали его по кусочкам и потом тайком или на виду у всех или еще никто не знает как — наслаждались ворованным!