Рена Шейко
Елена Образцова: Записки в пути. Диалоги
Эта книга — рассказ о жизни и творчестве всемирно известной певицы, народной артистки СССР, лауреата Ленинской премии Е. В. Образцовой. В течение нескольких лет автору книги Рене Шейко довелось непосредственно наблюдать работу Образцовой, присутствовать на ее репетициях и занятиях со студентами консерватории, посещать ее концерты и спектакли.
В книге подробно описана работа певицы с композитором Г. В. Свиридовым над циклами его вокальных произведений, занятия с концертмейстером В. Н. Чачава и подготовка с ним концертных программ, выступления с Московским камерным хором под управлением В. Н. Минина и с Камерным оркестром «Виртуозы Москвы» под управлением В. Т. Спивакова. В авторское повествование органично включены беседы с Образцовой и ее дневниковые записи. Певица рассказывает о своих учителях, педагогах Ленинградской консерватории А. А. Григорьевой и А. Н. Кирееве, о работе со своим первым концертмейстером А. П. Ерохиным, о совместных выступлениях на сцене Большого театра с Т. А. Милашкиной, Е. Е. Нестеренко, В. А. Атлантовым, З. И. Анджапаридзе и другими.
Многие дневниковые записи Образцовой посвящены описанию работы над партиями русской и западной оперной классики — Марфы, Любаши, Графини, Марины Мнишек, Шарлотты, Азучены, Кармен. Большое место занимает рассказ о творческих встречах с зарубежными музыкантами — крупнейшими дирижерами Г. Караяном, К. Аббадо, Ж. Претром, знаменитыми оперными артистами М. Кабалье, Р. Скотто, А. Краусом, П. Доминго и другими. Книга включает большое количество иллюстраций. Известный фотожурналист В. А. Генде-Роте снимал Образцову в течение многих лет. Это дало возможность создать своеобразный фоторассказ о жизни и деятельности певицы, дополняющий и развивающий основные темы повествования. Со страниц книги встает облик беспокойного художника с его радостями, тревогами и надеждами, для которого искусство, театр — сама жизнь, смысл существования.
В эту книгу вошли мои дневниковые записи, сделанные во время гастролей за рубежом в конце 70-х годов, и беседы со мной автора. Многое из того, что было мною написано и рассказано для этой книги, с сегодняшних позиций я оцениваю по-другому. Но поскольку книга — как бы размышление во времени, я не сочла нужным переделывать что-либо в своем тексте. Я хочу, чтобы читатель видел, как во времени изменялись мои взгляды, вкусы, воззрения, отношение к тому или иному событию, явлению.
Хотелось показать все, что делается за кулисами театра, сцены, что и как делает музыкант дома, как работает, что его беспокоит и волнует, чему отдает свою жизнь.
Я часто думаю, что вот половина жизни прожита, а я еще не успела жить — работа, работа, работа. Вечная неустроенность, вечные переезды, отели, чемоданы, смена климата и времен года, все новые, новые люди — все летит и мелькает передо мной, как в ускоренной киноленте. Иногда хочется все бросить и пожить спокойно.
Но увы… для меня это невозможно. Жизнь предопределена — я раб своего искусства и служу ему верой и правдой с любовью и полнейшей самоотдачей.
Музыка! Любовь моя! Сколько духовности в этом понятии! Как нужно беречь и взращивать любой росток любви, как надо оберегать ее.
И пусть я не успела еще жить — жизнь моя на сцене, жизнь моя в музыке. И пусть не будет этому конца.
Декабрь 1976 года
Под Москвой, среди снегов и зимнего одиночества, живет на даче композитор Свиридов. Образцова уезжает к нему с утра и возвращается поздно вечером. Скоро у них концерт в Большом зале Московской консерватории. Мне хочется побывать у Свиридова, посмотреть, как они работают, но у него больна жена, и поехать туда неудобно.
Образцова записывает на магнитофон свои занятия с композитором. Потом дома, разложив на коленях ноты, слушает эти записи. Нотные листы испещрены замечаниями. Свиридов строг. Чувствуется, человек этот не привык деликатничать, когда речь идет о поиске музыкальной истины, о поиске точной интерпретации. Их работа взрывчата, радостна, интимна. Иногда Свиридов сам поет свои песни. Голос его с хрипотцой, с раскатом в пении падает до тишайшей нежности, до шепота. Что не мешает ему в следующую же секунду кричать: «Вы спели не в моем ритме!»
Слыша это, я не без страха думаю, что все-таки одно дело, когда композитор пребывает в нотах, в клавире, и совсем другое, когда он вот так сидит за роялем. И Образцова подтверждает: «Миллион раз: не то, не то, не то…»