Домон побежал на улицу Годо, бросился Нишетте на шею и расцеловал ее.
Она призналась ему во всем, и с этого дня они уж не расставались.
Рассказ об этой привязанности тронул Эдмона: он познакомился с Нишеттой и, коротко сблизившись с нею, стал уважать ее безгранично.
Преданность Нишетты другу своего Густава оправдала вполне это уважение.
V
Часто проводил Эдмон вечера на улице Годо, в скромной квартирке Нишетты, вкус и привычки Густава сообщили уже которой несколько комфорта и роскоши.
Нишетта постоянно сидела за работой, наклоняя свою хорошенькую головку то на ту, то на другую сторону, чтобы видеть сделанное ее иглою.
В эти минуты она была похожа на пастушку, кокетливо смотрящуюся в чистое зеркало озера.
Густав требовал, чтоб она не жалела денег на наряды, и ее золотые волнистые волосы, прикрытые самыми прихотливыми чепчиками — сплетением кружев, лент и тюля, — казались короной, венчавшей ее хорошенькую головку.
Г-жа де Пере знала, что эта связь вечно не может продолжаться, но чистая любовь Нишетты до того ее тронула, что она почла долгом быть внимательной и даже несколько покровительствовать женщине, любимой другом ее сына.
Г-жа де Пере была слишком чиста и потому выше предрассудков: не показывая виду, что ей известны отношения Густава к Нишетте, она полюбила ее, как дочь, тактом умной женщины совершенно сгладив резкое различие в их общественном положении.
Добрая девушка, понимая всю ее деликатность, готова была за нее в огонь и в воду.
Войдя в будуар матери, Эдмон поцеловал ее руку и по обыкновению сел у ее ног на подушке.
— Где ты был сегодня? — спросила г-жа де Пере.
— С Густавом гулял.
— Отчего же он не зашел сюда?
— Он отправился на улицу Годо; вечером он будет.
— Что с тобой? — спросила г-жа де Пере после некоторого молчания. — Ты как будто озабочен?
— Ты угадала, маменька, — отвечал он.
— Что случилось?
— Ради Бога, не бойся, не случилось ничего дурного; так, самое обыкновенное приключение.
— Расскажи, что такое, — сказала г-жа де Пере, снова принявшись за свое вышиванье и приготовясь слушать.
Эдмон рассказал утреннее приключение.
— И ты говоришь, эта девушка хорошенькая? — сказала г-жа де Пере.
— Чудо как хороша!
— Блондинка?
— Нет, брюнетка.
— Она будет обожать тебя, если вы познакомитесь.
— Отчего ты так думаешь, маменька?
— Я бы посмотрела, как она не полюбит моего Эдмона! Но, мой друг, не наделай глупостей.
— С какой стати я буду делать глупости? И какие?
— Какие всегда делают влюбленные.
— Но я ведь еще не влюблен.
— Влюбишься.
— А если влюблюсь, ты не будешь на меня сердиться?
— Когда я сержусь на тебя, друг мой? Если ты ее любишь и она полюбит тебя и если это порядочное, честное семейство, ты сделаешь предложение ее отцу; он, разумеется, с радостью согласится, и у меня, вместо одного, будет двое детей; одного из них, впрочем, я всегда буду любить больше.
— Как все это у тебя живо, добрая маменька!
— Все это так просто; я же вышла замуж, почти не зная твоего отца; отчего ж тебе не жениться на девушке, которая нравится?
— Как ты добра!
— Но, смотри: будь со мной откровенен.
— Когда я не был откровенен с тобой?
— Что теперь думаешь делать?
— Явлюсь завтра к Дево.
— Под каким предлогом?
— Под предлогом болезни; он доктор.
Г-жа де Пере вдруг побледнела при этих словах.
— Что с тобою? — спросил испуганный Эдмон.
— Ничего, друг мой, ничего… только, знаешь ли… выдумай что-нибудь другое… другой предлог…
— Отчего ж не этот?
— Так… я мнительна…
— Да чего же ты боишься, маменька? Я здоров как нельзя лучше.
Г-жа де Пере крепко обняла сына; в ее глазах были слезы.
— Ну вот ты и плачешь!.. — сказал Эдмон, встав перед ней на колени и взяв ее обе руки. — Зачем плакать? Разве я огорчал тебя?
— Я не плачу, мой друг. Но я вспомнила, что ты, может быть, женишься, и мне грустно стало при мысли, что будешь любить другую женщину больше меня.
— Больше тебя! Можешь ли ты это думать!
— Не говори этого, друг мой. Был бы ты только счастлив: со мною, как сын, или с другой, молодой женщиной, — вот все, о чем я молю Бога.
Не от этой мысли брызнули слезы из глаз г-жи де Пере; если б от этой — ей было бы трудно при самом начале рассказа.
Какими же опасениями взволновалось сердце молодой матери?