Г-жа де Пере и Елена, смеясь и в одно и то же время плача, бросились обнимать друг друга.
Выздоровление Эдмона было точкою соприкосновения их привязанностей.
Будто праздник настал во всем доме.
— Сколько тебе надобно времени, отец? — спросила Елена.
— Не совершенно вылечен, а спасен Эдмон может быть в две недели; само выздоровление протянется долго, потому что в это время я буду действовать на самое болезнь. Это пройдет пять, шесть месяцев, пока мы здесь.
— Стало быть, ты не уедешь?
— И ты спрашиваешь! Ведь твое счастье в здоровье мужа — не так ли?
— И в твоем здоровье, отец.
— Доброе дитя! — сказал Дево, обнимая Елену. — Теперь вот что: я хочу, и — понимаешь — хочу как доктор, чтобы ни одной слезы не было во всем доме…
Через три недели, точно, весь дом будто ожил.
Елена сидела у постели больного. Эдмон говорил с трудом, но уже смотрел сознательно и держал жену за руку.
— Ты много плакала в эти три недели, — говорил он ей слабым голосом. — Ангел! Как ты должна была страдать! Ужасная болезнь! Жить и не видеть тех, кого любишь! Я тебя чувствовал здесь, возле себя, потому что сердце мое связано с твоим невидимою нитью — и не мог видеть тебя, не мог говорить: бессознательный бред покрывал все, что я хотел сказать…
— Бедный друг!
— О! Если я возвращусь к жизни, ты будешь самою счастливою женщиною в мире — я этого хочу. Где же моя мать? Моя мать? Знаешь, я почти забыл про нее, увидав тебя! Я тебя так люблю, что любовь воротилась ко мне раньше сознания.
— Она в зале; она знает, как любишь ты встречать меня при своем пробуждении, и нарочно ушла, видя, что ты уже вне опасности. «Я ему теперь не нужна», — сказала она. — Как она тебя любит, Эдмон!
— Отыщи ее, — сказал Эдмон — и его глаза наполнились слезами при мысли о святой любви матери, — нужно ее побранить, что не дождалась моего пробуждения. Ты меня не ревнуешь к ней?..
— Она ревнует…
— Друг мой, она отдала мне все свое сердце и не может привыкнуть к мысли, что в моем есть место и другой привязанности. Умри ты, Елена, — я застрелюсь, но если умрет мать — я, кажется, сам умру с горя. Приведи ее.
Елена поцеловала в лоб мужа и пошла в залу.
Оставшись один, Эдмон произнес тихо:
— Боже! Дай здоровья и счастья этим двум ангелам, поставленным Тобой на пути моем.
При входе Елены в залу г-жа де Пере разговаривала с де Мортонем, его семейством, Дево и Густавом.
— Эдмон хочет вас видеть, маменька, — сказала Елена, — хочет пожурить вас за то, что, проснувшись, только встретил меня одну.
Радостная улыбка пробежала по лицу матери.
Г-жа де Пере побежала к сыну.
— Ты обо мне вспомнил, друг мой? — сказала она.
— Обойми меня, добрая мать, — сказал Эдмон, обнимая ее исхудалыми своими руками, — твоя любовь возвратила мне жизнь.
— Спасен! Спасен! — шептала г-жа де Пере. — Доктор сейчас говорил. Господи, благодарю Тебя!
И она крепко целовала сына.
— В зале гости? — спросил Эдмон.
— Да, полковник Мортонь.
— Кто это?
— Достойнейший человек; все время, как ты болен, приходил узнавать о тебе, с женой и дочерью… Дочь очень хороша, шестнадцати лет. Ведь у Дево свои привычки… В Париже он по утрам с больными, а вечером или принимает у себя, или играет в клубе. Здесь ему трудно отстать. Сначала ты был так болен, что он занимался тобой целый день; теперь тебе, слава Богу, легче… ведь легче, дитя мое?
— Легче, моя добрая, успокойся.
— Ну, ему вечером скучно, и он хочет развлечься, он и играет с полковником в пикет. Иногда мы, чтобы сделать ему удовольствие, садимся с ним в вист. Меня это, конечно, не занимает, мне приятнее быть с тобою; но ведь он так много для нас сделал, что для него можно и поскучать. Я бы ему, кажется, жизнь отдала.
— А Густав? Ведь ему здесь, страх, скучно?
— Нет, он не скучает. По утрам ездит верхом с полковником и его дочерью, иногда заезжают очень далеко — это их развлекает. Теперь за тебя все спокойны. Скоро вот тебе можно будет вставать, ты придешь в залу, будешь играть с нами. Впереди еще много счастливых дней, друг мой.
— Бедная мать! — заметил Эдмон, внимательно всматриваясь в г-жу де Пере.
В самом деле, ее узнать было трудно. Несколько счастливых дней не могли изгладить тяжелых следов страдания.
— Да, — отвечала она, — я переменилась за это время. Ты найдешь на моей голове несколько лишних седых волос… Это что, впрочем! Теперь я опять помолодела.
И г-жа де Пере снова поцеловала сына и на своем лице почувствовала слезы Эдмона.