Эдмон поправлялся как нельзя лучше.
Через четыре дня Густав был уже в Париже, на улице Годо. Нишетта, увидев его еще в окно, бросилась обнимать его и, плача от радости, долго не могла заговорить и собраться с мыслями.
Неделю назад Густаву казалось невозможным расстаться с Лорансой. Первый поцелуй Нишетты убедил его, что он не выедет из Парижа.
Пусть истолкователи человеческого сердца объяснят это; мое дело — рассказывать.
XXV
Все было по-прежнему в маленькой комнатке Нишетты, Густав чувствовал, что кресло у окна, в котором застал он гризетку, не покидалось ею в течение двух долгих месяцев ожидания.
Все до такой степени было согласно с его воспоминаниями минувших счастливых лет, что время, проведенное им в Ницце, показалось ему мимолетным сном: он будто вчера еще был в этой комнатке.
— Наконец приехал! — воскликнула молодая девушка, взяв его за руки и смотря на него. — Как я рада! Я уж боялась, что не увижусь с тобой!
Счастливая возвращением Густава, она уже смеялась над своими страданиями в его отсутствие.
— Я не мог же так скоро бросить Эдмона, дитя мое, — отвечал Густав. — Ты бы знала, как он был болен!
— Ну, теперь его совсем вылечили?
— Можно, по крайней мере, надеяться.
— Мне было так жаль его! Каждый день я молилась за вас обоих.
— К моему приезду, я думаю, он уже будет совсем здоров.
— А ты… разве опять уедешь?
— Я обещал г-же де Пере и Эдмону.
— Поезжай, — тихо сказала Нишетта, и в ее голосе слышалось столько грустной покорности и невольно пробивавшегося страдания, что Густав опять усомнился, придется ли ему вернуться в Ниццу.
Тем не менее, думая несколько приготовить ее к возможности новой разлуки, он спросил, будто бы ничего не замечая:
— А что?
— Ничего. Нет десяти минут, как приехал, еще не снял пальто, а уже говорит, что уедет!
— Успокойся, мы еще две недели пробудем вместе.
— Только две недели!
— Может быть, даже три.
— Как, однако, ты любишь Эдмона! — сказала гризетка, посмотрев на него недоверчиво.
— Ты знаешь, что мы с ним друзья. Он едва отпустил меня, но я сказал, что не могу: я непременно хотел тебя видеть.
— Точно хотел?
— Разве я тебе когда-нибудь лгал?
— А я, признаюсь, боялась, думала Бог весть что! — говорила гризетка, снимая с Густава пальто и кладя его вместе с дорожною фуражкой на постель.
— Чего ж ты боялась, ребенок?
— Думала, что ты уж меня не любишь и занят другою.
— Кем же? — вскрикнул Густав, думая скрыть выступившую на лице его краску.
— Кем! Другою… мало ли женщин!..
— Ну а теперь ты успокоилась?
— Конечно… потому что ты здесь… а все-таки…
— Что все-таки?
— Все-таки боюсь, что ты не для Эдмона хочешь опять ехать.
— К чему ж бы я тогда приехал сюда?
— Так, ты подумал: «Эта бедная девушка теперь тоскует в Париже, повидать разве ее?..» А может быть, и та уехала — ты и воротился сюда. Разве не может быть?
Женщины обладают даром предчувствия, и предчувствия редко их обманывают.
Разговор этот был в тягость Густаву.
— Ты не знаешь сама, что говоришь, — сказал он.
— Пойдем завтракать, — перебила она.
Стол уже был накрыт и все приготовлено. Бедная девушка знала, что Густав приедет усталый и голодный, ждала его, приготовилась…
— А я тебе скажу, — продолжала Нишетта, сев возле своего дорогого гостя, — не полюбит она тебя так, как я.
Замечание это было отчасти доказано немедленно последовавшим за ним поцелуем.
Густаву стало так хорошо после дороги, былые привычки обступили его с такой увлекающей силой, что образ Лорансы еще не смущал его воображения.
Да и Нишетта, точно, была увлекательно хороша. Для дорогого гостя она облеклась во всеоружие тонко рассчитанного кокетства, кокетства, для которого требуется ум и некоторое понимание сердца мужчины. В прическе, в простеньком, незатейливом чепчике, в фасоне платья было что-то новое, напоминавшее былое, и в то же время соблазнительно неотразимо. Это была хорошо известная Густаву Нишетта и что-то еще, прежде им не замеченное.
Может быть, это «что-то» были два месяца разлуки; время дает человеку много новых очарований.
За завтраком Густав рассказывал о простом образе жизни в Ницце, умалчивая о минутах, проведенных с Лорансой, и о прогулках с нею и ее отцом.
Нишетта рассказывала про свою жизнь в его отсутствие: рассказ ее был немногосложен… Сначала она много и долго плакала и две недели не выходила из дома, потом встретила как-то свою старую приятельницу, подругу по магазину. Подруга эта получила недавно наследство и намеревалась ехать в Тур, чтобы там открыть свой магазин.