— Грустное утешение! — проговорила Елена сквозь слезы.
— Посмотрите, как он поправился и поздоровел, — говорила доктору мать, указывая на закуривавшего сигару сына. — Как я счастлива, доктор, и как много я вам обязана!
— Ты не пройдешься со мною немного? — сказал Густаву Эдмон, взявшись за шляпу.
— Нет, я останусь с дамами.
— Так прощай.
— Ты уж уходишь? — спросила Елена, видя, что Эдмон совсем собрался.
— Да.
— Скоро вернешься?
— Так, через час.
— Точно через час?
— Точно.
Елена подставила ему лоб, и Эдмон поцеловал ее.
— Не уходи сегодня, — тихо сказала она, все еще надеясь удержать его.
— Что это тебе так хочется, чтобы я непременно сидел дома?
— Сегодня три года, как мы обвенчаны; можно этот день посвятить жене.
Эдмон нетерпеливо пожал плечами и бросил шляпу на стол.
— Ступай, если непременно хочешь, — сказала Елена.
— Не пойду я, когда ты требуешь, чтоб я остался.
— Я не требую вовсе, я тебя прошу… сегодня день нашей свадьбы, все наши друзья здесь…
— Я не знал, что сегодня день нашей свадьбы.
— Забыл! Ты уж меня, стало быть, не любишь?
Эдмон взялся за шляпу.
— Ну, если еще смотреть на чувствительные сцены, так, право, незачем оставаться.
— Ступай, я тебя не удерживаю; я, точно, виновата. Обними меня еще раз. Так ты через час вернешься?
— Через час, ровно.
Елена ему улыбнулась, и Эдмон вышел.
— А засидится до полночи! — прошептала она.
— Что, мое дитя? — спросила Елену г-жа де Пере. — Что, вы будто грустны? Что с вами?
— Ничего, — отвечала Елена, — так.
— Что Эдмон-то уходит, так вы этим огорчаетесь? Полноте! Ведь он знает, что вы здесь не одни, а то бы он не ушел. Ведь он еще молодой человек! В двадцать шесть лет нужно же иметь какие-нибудь развлечения.
Г-жа де Пере, по обыкновению, всегда оправдывала сына. Она желала только счастья и здоровья Эдмону. Елена знала, что не найдет в ней сочувствия, и никогда в тяжелые минуты не обращалась к ней.
Густав, де Мортонь с женою и доктор сели за вист. Вист занимал очень мало Домона, он играл только для удовольствия других.
Перед началом игры он поцеловал жену и ребенка.
Лоранса, с ребенком на руках, села возле Елены на диван; г-жа де Пере занялась чтением.
Елена поминутно посматривала на часы. Прошло полтора часа: она встала.
— Куда вы? — спросила Лоранса.
— В свою комнату…
— Так вместе пойдемте.
— Пойдемте.
Елена была так бледна, так печальна, что Лоранса боялась оставить ее одну.
Войдя в свою спальню, Елена опустилась на стул, закрыла руками лицо, и более не стесняемые рыдания вырвались из ее груди.
— Боже! Как я несчастна! — говорила она, заливаясь слезами.
— Ну, друг мой, сестра, не плачь, — утешала ее Лоранса.
— Он эту женщину любит, — повторяла Елена, — я знаю… хотел быть через час, а вот прошло сколько времени!
— Вы напрасно тревожитесь… его что-нибудь задержало.
— Я бы ничего не говорила, если бы только это, — отвечала Елена, — но Эдмон вообще переменился. Если бы вы знали его прежде, вы бы не узнали его теперь. Прежде он дорожил моим каждым словом, не позволял даже, чтобы горничная до меня дотрагивалась. Теперь я сижу одна целые дни. Правда, теперь он надеется жить, тогда думал умирать. Близость смерти, может быть, только и внушала ему любовь ко мне. Бывают минуты — я этому верю. И мне думается тогда: лучше бы отец не спасал его! Он бы умер, унося в могилу любовь ко мне, а теперь, теперь, повторяю вам, Лоранса, я убеждена, что он любит другую.
Вошел Густав.
— Я видел, как вы обе вдруг ушли, — сказал он. — Разве что-нибудь случилось?
Лоранса указала на Елену и отвечала тихо:
— Она плачет.
— Густав, — сказала Елена, взяв его за руку, — вы не огорчаете свою жену, вы не покидаете…
— Вы ребячитесь, — заметил Густав, — ведь Эдмон вас любит.
— Я ей то же говорю, — прибавила Лоранса.
Но в ее взгляде, брошенном при этом на мужа, можно было прочесть, что она сама сомневается в истине слов своих.
— Останься с нею, — шепнул ей Густав, — я пойду за Эдмоном и объяснюсь с ним решительно; так это оставаться не может.
— Ступай, мы будем здесь все время.
Густав пожал руку жены и вышел.
Г-н де***, у которого был Эдмон, жил на Итальянском бульваре. Густав был с ним знаком и потому в его посещении не было ничего предосудительного.
— Г-на де*** нет дома, — отвечал Домону слуга, — госпожа дома.