— Не иронизируйте, Василий Захарович. Такие «фитили» нам ставите, что на стуле подскакиваю. А как ваш новый отсек?
— Чернильная душа.
— Ого-го! Зачем так сильно? На вас не похоже.
— Вывел из терпения.
— И что же?
— Будем подбирать.
— Да у вас же столько кадров! И каких! Немного отшлифовать, помочь — и готовый секретарь, — живо ответил Петренко. — В аппарате у вас золотые ребята, дай бог нам таких. А вам, Василий Захарович, я звоню по приятному поводу. У Курганского завтра тройной праздник. Мы бы очень хотели, чтобы вы, Сергиенко, Лена, Дорош, в общем, все его старые друзья пришли и поздравили.
— А по какому поводу поздравлять?
— Секрет, Василий Захарович.
— Ох, уж эти детективы, — ухмыльнулся Захаров. — Зададим наводящий вопросик: по старому адресу к нему приходить?
— В том-то и дело, что нет.
— Тогда первое ясно. Новая квартира. Молодцы, что добились. Ну а дальше что? — Захаров пальцем погладил брови. — Мальчишник будет?
— В том-то и дело, что нет. Можно и даже надо, наверно, приходить с женами.
— Проясняется… Вечер с активным участием Марии Герасимовны?
— Сдаюсь.
— Ну а для выяснения третьего праздника я и наводящего вопроса не нахожу, — чистосердечно признался Захаров.
— Военная тайна. Она остается неразгаданной, — загадочно подытожил Петренко.
И действительно, не мог же Захаров знать, что Курганский и Маша вместе с Петренко полдня провели в детском доме «Красное солнышко». Обратно они возвращались с двухлетней Настенькой, родители которой погибли во время автокатастрофы.
— Обязательно придем. И все, что полагается в таких случаях приготовим, — заверил Захаров. — Сбор на первом этаже?
— Точно. Спасибо. Ждем. Устроим на новой квартире летучку двух редакций.
— Без критики, я надеюсь, по случаю праздника?
— Конечно, Василий Захарович, — сплошная взаимопохвальба, — также отшутился Петренко.
XXVIII
Парторг цеха пригласил к себе Быховского.
— Садись, писатель.
Саша покраснел.
— Ой, как еще далеко до этого, Степан Григорьевич…
— Первую книжку написал. Она у меня на стеллаже, на самом видном месте. Как-никак, а свой браток, корабел, сочинил и подарил. Слыхал, задумал ты что-то интересное написать о судостроителях.
— Мечты, мечты, Степан Григорьевич.
— Не скромничай, браток. Уже пишешь?
— Наброски, наметки, — неопределенно ответил Саша. — Пока ничего серьезного.
— Значит, пишешь, — уверенно пробасил Семенюк. — А вот Петя Карпенко не пишет. Такая история. Правда?
— Не понимаю, Степан Григорьевич, — удивился такому повороту Быховский.
— Подожди, браток, поймешь. А работает он как?
— Вы сами знаете. Двух учеников подготовил. Недавно в партию приняли. Парень что надо.
— Доверять ему можно? — вроде бы таинственно спросил парторг.
— Ничего не пойму. Конечно. И вполне. Он уже для самостоятельного дела готов.
— Вот тогда прекрасно, — удовлетворенно приподнялся Семенюк и, обойдя стол, приблизился к Саше. — Можешь передать ему свою бригаду!
Быховский вспыхнул.
— А я как же?
— Да сам же знаешь — бригада идет на ходовые, потом далекий рейс. Мы посоветовались и решили помочь тебе. Братки пусть поедут, а ты оставайся, пиши. Это не менее важно. И не бойся, в зарплате не ущемим. Будешь пока в отделе технической информации — образование у тебя высшее, никто не придерется. А вернутся твои ребята, решай сам, где оставаться.
— Я поеду со всеми, — решительно ответил Быховский. — Если, конечно, не снимаете. А не доверяете, скажите прямо, а не вокруг да около.
— Ну что ты расшумелся, — добродушно посмотрел на Сашу Семенюк. — У тебя же способности, может, даже талант, черт ты такой! И в цехе уважают. А ты «не доверяете»… Хотим же как лучше.
— Вам Елена звонила, только правду?
— Поганого ты мнения обо мне, браток. Думаешь, собственной башки на плечах не имею…
— Извините… погорячился. Но от своих ребят не уйду. А кто литературой интересуется, Степан Григорьевич, должен не только писать, а видеть, наблюдать. Да ведь такой материал для меня находка, счастье. И чтобы себя проверить, и на ребят в разных обстоятельствах поглядеть. Мы уже об этом с Еленой толковали.
— Значит, разговорчик такой был дома?
— Был, — вздохнул Саша.
— Ну тогда, как знаешь. Я желал тебе лучшего, браток. Елена Ивановна, наверно, тоже. Она человек стоящий. Ты же поступай, как считаешь.