— Совет рабочих депутатов и большевистский комитет — это разные вещи,— решительно произнесла Соня.— Но, прежде всего, прошу внести ясность, что здесь происходит — дознание или следствие? — И далее продолжала:— Мне известно, что дознание имеют право проводить чины милиции городской думы, а следствие — судебный следователь. Насколько я разбираюсь, вы не принадлежите ни к первым, ни ко вторым. Но раз уж меня допрашиваете, я хотела бы знать, на основании каких статей уголовного или гражданского права я арестована?
Начальник осведомительного отдела понял, что перед ним человек, сведущий в правоведении. Он долго объяснял Соколовской, что «новые условия» призвали к жизни новые судебно-следственные органы, в том числе и Осведомительный отдел, что милиция городской думы вливается в державную варту, которая одновременно является и уголовным, и политическим органом, а варта в свою очередь действует под непосредственным руководством германской фельджандармерии. По словам Рожанова выходило, что Соколовская арестована как председатель Совета рабочих депутатов.
— Разве этого недостаточно для того, чтобы вас привлечь к ответственности? — заключил Рожанов.
— Да, совершенно недостаточно,— уверенно заявила Соколовская.— Совет рабочих и солдатских депутатов возник в результате свержения самодержавия. Совет избирался всеми слоями населения, и он являлся представительным органом всего народа. По рекомендации городской думы, гласным которой я являюсь, меня избрали товарищем председателя президиума Совета, позже стала председателем. Вопрос же о партийной принадлежности — это личное дело каждого гражданина свободной страны. Если бы я чувствовала себя виновной в каком-то преступлении, то не осталась в Чернигове.
— Вы подозреваетесь в том, что, будучи председателем Совета, собственноручно подписывали приказы об аресте офицеров,— промолвил Рожанов, роясь в папке с бумагами.
— Советская власть офицеров не арестовывала, если они не вели против нас борьбу. У вас нет ни одного доказательства, подтверждающего предъявляемые мне обвинения. Если обнаружите хотя бы один ордер на арест офицеров за моей подписью, готова нести любую ответственность.
Найдя в папке какую-то бумагу, Рожанов читает: «В дни господства большевиков в Чернигове Соколовская работала рука об руку с советским начальником гарнизона гор. Чернигова Порядиным, расстрелявшим целый ряд лиц, собственноручно подписывала и отдавала приказы об аресте офицеров».— Ну, что вы скажете на это?
— Даже показания одного свидетеля недостаточно для обвинения в таком преступлении, вы же пользуетесь, откровенно говоря, подметными письмами какого-то негодяя,— с возмущением произнесла Соколовская.— Еще раз настаиваю: предъявите хотя бы один подписанный мною приказ об аресте офицеров.
— Мы с вами, сударыня, одного сословия, и я считаю совсем неуместным обвинение меня в нечестности. Я честный человек и пользоваться подметными письмами не могу.
— Как же так? Считая себя честным человеком, вы пытаетесь обвинять без доказательств? При таких обстоятельствах трудно говорить даже об обычной бухгалтерской честности, а есть еще и рыцарская честь, что не одно и то же.
— Допустим, что у нас нет прямых доказательств об арестах офицеров по вашему приказанию, но как вы объясните такой документ,— сказал Рожанов и неожиданно спросил: — Кто председательствовал на заседании Совета рабочих и солдатских депутатов, на котором постановлено наложить на город Чернигов шестьсот тысяч рублей контрибуции?
— Председательствовала я, но контрибуция была наложена не на город Чернигов, а на крупную черниговскую буржуазию, объявившую саботаж местной власти.
— На какие нужды большевиков были направлены суммы денег, полученные по контрибуции? — продолжал допрос Рожанов.
— Можете получить справку у городской управы. Она подтвердит, что все деньги пошли на сиротский дом, в котором немало детей и офицеров, и на содержание других благотворительных заведений.
— У вас есть в городе сообщники? — вдруг вырвалось у явно начинавшего нервничать Рожанова,— то есть я имею в виду в смысле друзей,— поспешил добавить он.
Ответы Соколовской все более и более приводили в замешательство начальника осведомительного отдела. Уже прошло более полутора часов, как он начал допрос, а результатов не было никаких. Еще больше растерялся Рожанов, когда он прочел принесенную делопроизводителем какую-то голубоватую бумагу [8]. Пытался он предъявить Соколовской обвинение в том, что она при ликвидации дел Совета рабочих и солдатских депутатов в качестве председателя ликвидационной комиссии уничтожила многие документы и скрыла печати Совета, и в том, что имеет в своем распоряжении крупные денежные средства, оставленные ей большевиками, но результат был один и тот же: дознание не подвинулось вперед ни на шаг. В конце концов Рожанов позвал делопроизводителя и предложил ему взять у Соколовской подписку о невыезде из Чернигова и, обращаясь к ней, произнес сухо:
8
Как было установлено позже, Рожанову во время допроса Соколовской был передан протест Черниговской городской думы, в котором указывалось, что арест гласной думы С. И. Соколовской без ведома думы расценивается как нарушение авторитета и прав думы, как угроза ее самостоятельности.