Летучие сходки проводились на заводах и фабриках, в воинских частях, на кораблях, в деревнях. Для проведения сходки в подпольи в выделялась специальная группа работников. Изредка их проводили Ласточкин, Соколовская, Клименко.
Вот как, например, проходило собрание рабочих консервной фабрики накануне 9 января 1919 года. Собрание было назначено сразу же после окончания работы. На собрание пришли Ласточкин и Соколовская. В столовой собралось очень много рабочих. На всякий случай опустили шторы, а заводская ячейка у входа на фабрику выставила пикет. Не избирался президиум, никаких записей не велось. Участники собрания разбились на две группы и началась беседа.
«Я помню,— писала Елена,— что тогда рабочие больше всего интересовались Советской Россией, организацией производства и всевозможными бытовыми вопросами». Участники беседы спрашивали, как живут рабочие в городах, где установлена Советская власть, какую они получают заработную плату, кто управляет фабриками и заводами, какое положение на фронте, далеко ли от Одессы находится Красная Армия. Соколовская, сидевшая в кругу рабочих, отвечала на все эти вопросы и в свою очередь интересовалась их жизнью, работой, участием в профсоюзах, порядками на фабрике. Ласточкин беседовал со своей группой рабочих.
В конце беседы обе группы объединялись. С краткой речью о методах борьбы с интервентами и белогвардейцами выступал Ласточкин.
Вспоминая об этом собрании, Соколовская рассказывала:
«...Мы, загнанные в подполье и стоящие под дулом винтовки и надзором белогвардейской охранки, мы все-таки имели возможность днем совершенно свободно пройти на эту фабрику, причем, я знаю, что администрация этой фабрики была осведомлена о нашем приходе, ибо рабочие заранее заявили, что к ним-де придут товарищи из большевистской партии, которые хотят с ними говорить и, чтобы об этом никому не сообщалось. И администрация действительно молчала».
Бывали, конечно, и более сложные положения...
Однажды на рассвете Соколовская заканчивала статью для очередного номера «Коммуниста»; вдруг в дверь громко постучали. Обычно, строго соблюдая правила конспирации, Елена не держала у себя на квартире ничего, что могло бы ее скомпрометировать, но на этот раз, как на грех, захватила с собой все расписки, чтобы отчитаться перед областкомом за подотчетные денежные суммы. Едва успела она засунуть эти расписки в пружины матраца, как стук снова повторился. На пороге стояли пять белогвардейских офицеров. Заняв все ходы и выходы, они стали переворачивать квартиру вверх дном. Когда стали ворошить кровать, из матраца выпали расписки и другие документы о расходовании партийных средств.
— Что это? — поинтересовался офицер, руководивший обыском.
— Не знаю, до меня здесь кто-то жил,— спокойно ответила Соколовская.
— А может, это бумаги ваших знакомых? С кем вы водите знакомство?
— Мои друзья — курсистки, студенты. Есть и знакомые офицеры.
— Вас знают и матросы,— сказал офицер.
Соколовская поняла. Накануне в областной комитет прибыл из Тирасполя матрос, которого в организации знали под именем Кости. Он заявил, что его задержали полицейские, которые требуют крупный выкуп, и попросил денег. Этому никто из подпольщиков не поверил. Поручили двум товарищам перепроверить сообщение Кости. Было установлено, что Костя, став на путь предательства, шантажирует комитет. Он мог провалить многих, поскольку знал некоторые явки и работников комитета. Пришлось поручить дружинникам устранить изменника. Однако этот ночной обыск убедительно говорил о том, что он уже успел сделать свое черное дело. Надо было выпутываться, чтобы самой избежать ареста и предупредить товарищей об опасности.
— Меня знают матросы? — сделала удивленное лицо Елена. — Это какое-то недоразумение. Стану я якшаться с матросами, когда за мной ухаживают офицеры. И Елена назвала несколько фамилий известных белогвардейцев.
Ничего не найдя, контрразведчики хотели все же арестовать Елену. «Но когда офицер показал ордер,— рассказывает Елена, то подпись почему-то была закрыта, а было сказано, что поручается произвести обыск у Елены Кирилловны Светловой. Я сказала, что у них есть ордер только на обыск». Тут энергично вмешался хозяин квартиры, ненавидевший белогвардейцев. Он решительно вступился за Елену, подтвердив, что он лично готов поручиться за добропорядочное поведение девушки и ее лояльность по отношению к существующей власти. «Старший среди офицеров,— писала Елена,— немного сконфузился и предложил хозяину дать за меня расписку, каковую он и дал». Офицеры сложили расписки в портфель и удалились. А через два часа посыльный принес Соколовской портфель со всеми отобранными у нее бумагами и с запиской такого содержания: «Во-первых, мы щадим вашу молодость, а во-вторых, вы, конечно, мало замешаны, и пока мы вас оставляем, но берегитесь таких друзей, как матрос Костя».