Врожденное чутье помогало Елене верно определять потребности рынка, находить успешные пути внедрения своей продукции и постоянно обновлять методику продажи косметики в ее салонах. Она ввела профессию визажиста и, начиная с 1904 года, использовала рекламу.
Неутомимая труженица, считавшая, что работа — главная помощница красоты («Это лучшее средство бороться с морщинами на лице и в мозгах»), она самостоятельно сколотила огромное состояние. Ее называли богатейшей женщиной мира. Сравниться с ней могла лишь крошечная горстка современниц, тоже преуспевших в области товаров для женщин, косметики и моды, таких как Коко Шанель, Элизабет Арден, Эсте Лаудер — мы называем только тех, кто обладал, так же как Елена Рубинштейн, талантом создать свой особый имидж и умением придать ему исключительную ценность.
Поначалу ее называли Елена, вернее, «Элейна», если учитывать американскую манеру произношения и ее польский акцент, слегка окрашенный идишем, потом она сделалась Мадам. Все, даже члены ее семьи, называли ее только так. И действительно, в ней уживались две женщины: мятежная и влюбленная авантюристка Елена и Мадам, деловая женщина, миллиардерша, ставшая на склоне дней еще и княгиней.
Первая, молодая, несговорчивая, безрассудная, мне больше по душе, зато вторая по-прежнему меня завораживает и кажется все трогательнее с каждым прибавляющимся ей годом. Портреты Елены на склоне дней многое говорят о ней. Несмотря на дорогие платья, драгоценности, роскошную обстановку, у нее лицо еврейской бабушки, суровой и вместе с тем уязвимой. Такой она и была, даже став богатой, такой не переставала быть — «маленькая леди из Кракова», вынужденная всю жизнь бороться и осваивать принятые в разных кругах условности и так до конца их не освоившая.
За долгие месяцы, проведенные с моей героиней, мне мало-помалу открылся ее дар улавливать веяния времени и новые идеи, ее невероятная способность проходить сквозь эпохи, страны, войны, моды, традиции и всегда оказываться в нужное время в нужном месте. Ее жизнь вместила множество событий: эмансипация австралиек, «прекрасная эпоха» в Европе, Лондон 10-х годов, освободившийся от викторианского пуританства, «безумные годы» артистического и литературного Монпарнаса, «ревущие двадцатые» в Америке, предвоенные времена в Париже и Нью-Йорке, Вторая мировая, потом 50-е — период восстановления и демократизации моды, 60-е — начало эпохи потребления. И все эти годы вместе — нелегкий путь женщин к свободе.
Жизнь Елены Рубинштейн увлекательнее любого романа. Моя героиня никогда не сидела на месте — как другие ездят на метро, она переезжала с континента на континент на поездах, пароходах, самолетах, и в саге ее жизни, сгустке истории и географии, было немало драм, любовных неудач, личных трагедий и одиночества.
Недостатки? Их у Елены было множество. Властная, требовательная, неумолимая, жестокая, скупая, эгоистичная, способная на обман, деспотичная тиранка, иной раз даже бесчеловечная. И в то же время милая, щедрая, внимательная, очаровательная, застенчивая, прямодушная, терпимая, остроумная. Как все незаурядные люди большого масштаба, она была живым парадоксом, из ряда вон, как говорится, too much, bigger than life («все в избытке, жизнь через край»). Сьюзен Слезен, падчерица ее сына Роя, несколько лет тому назад посвятила моей героине книгу и назвала ее «Over the top» («Изо всех сил»).
На склоне лет, когда Елена, дорожа своим временем, тратила на прическу и макияж лишь несколько минут, ее кокетство свелось к бесконечным выдумкам. Она не говорила правды ни о чем, и прежде всего о своем возрасте, омолаживая себя таким образом куда надежнее, чем любой крем против морщин.
Как все знаменитости, Елена хотела сама сотворить о себе легенду и без конца переиначивала свою жизнь, меняя ее по своей прихоти, что-то скрывая, затеняя, преображая, приукрашивая, преувеличивая, делясь с потомками своей мечтой о себе. О ней ходило множество слухов, небылиц, противоречивых и выдуманных историй. Как гласит пословица, «в долг дают богачам», и Елена не была исключением. В то же время, несмотря на множество документов, автобиографий, биографий, газетных статей, интервью, свидетельств знавших ее людей, ныне ушедших и живых — а последних осталось немного, — о некоторых годах ее по-прежнему ничего не известно.
«Она на вас не рассердится, если вы создадите о ней еще одну легенду! — воскликнула ее родственница Литка Фассе во время нашей первой встречи. — Мадам всегда лукавила, рассказывая о своей жизни. — И прибавила, помолчав: — Для нее было важнее всего, чтобы о ней говорили…»