Лебедь приостановился, а потом с яростью подлетел к нам, хлопая крыльями и издавая пронзительные крики.
Размера он был гигантского! Раскинув крылья, он навис над Клитемнестрой. Она упала на спину, нащупала камень и запустила им в лебедя, задев ему клюв.
Любая другая птица улетела бы прочь, но эта перешла в нападение. С шипением лебедь набросился на Клитемнестру и, сильно откидывая шею, то наносил со всего размаху удары клювом, то щипал.
Она уткнулась лицом в землю, а руками прикрыла голову, защищаясь от ударов. Лебедь вспрыгнул ей на спину и стал клевать шею и руки, не прекращая злобно шипеть – словно пар вырывался из кипящего чайника. Два других лебедя продолжали безмятежно выписывать круги на воде.
Я бросилась к лебедю и всей тяжестью навалилась ему на спину. А что еще могла я сделать, чтобы спасти бедную Клитемнестру? Я вцепилась ему в перья. Они были большими, блестящими и гладкими, под ними я ощутила мускулы и мощь. Эта птица не вызывала никаких ассоциаций с лебяжьим пухом, мягкостью, перинами. Она воплощала силу, власть и безжалостность в обличье красоты и грации.
– Оставь ее! Пусти ее! – закричала я, а потом схватила лебедя за шею – она извивалась, как змея, – и сдавила ее.
Но руки мои были слабы, лебедь выскользнул и посмотрел мне прямо в глаза. Его маленькие черные глаза-бусины расширились настолько, что вместили мое отражение в полный рост. Я не смела пошевелиться.
– Перестань, – прошептала я, и мои губы почти коснулись его клюва.
Клюв приоткрылся и прихватил мою щеку. Зубчики, как крошечная гребенка, слегка покалывали мне кожу. Лебедь сжимал ее очень нежно, склонив голову набок, – словно целовал. Потом отпустил и откинул голову назад – чтобы еще раз оглядеть меня; взъерошил перья, встряхнулся – и я сползла с его спины. Он чуть-чуть постоял, глядя на меня, изогнул шею, погладил меня головой по волосам, повернулся, сошел в воду и безмятежно поплыл к двум другим птицам.
Клитемнестра приподнялась, села, тяжело дыша и всхлипывая. Ее руки были покрыты грязью, от лица пахло тиной.
– Будь ты проклят! – крикнула она вслед лебедю.
– Не надо! – Я сжала ее руку. – Это опасно. Он может рассердиться, вернется и накажет нас!
Это ведь не был обычный лебедь.
Тогда сестра произнесла несколько загадочных фраз.
– Разве может он сделать что-то хуже того, что уже сделал? – спросила она с горечью. – Будь ты проклят! Будь проклят!
Лебеди исчезли в тени нависавших над водой деревьев.
Остаток пути до города мы проделали в молчании, потрясенные встречей, которая состоялась на берегу. Я даже подумала – а не лучше ли будет вернуться во дворец, но сообразила, что после этого выбраться за стены в другой раз будет очень сложно: меня станут охранять тщательнее, чем прежде.
Клитемнестра шагала, плотно сжав губы, не выпуская моей руки. Щеки ее были испачканы прибрежной грязью. На плаще сзади темнели отпечатки перепончатых лап воинственной птицы.
Я потянула ее за руку.
– Пожалуйста, давай пойдем чуть помедленней. И улыбнись! А то ты перепугаешь всех жителей города.
Она кивнула головой и слегка улыбнулась самыми уголками губ. Я всегда могла добиться от нее улыбки, когда другим не удавалось. Она даже рассмеялась, правда чуть нервно.
– Ты права, – сказала она. – Над этой историей нужно посмеяться, да и только. Между собой. Если ее рассказать, никто не поверит. – Она опустилась на колено и пристально посмотрела мне в глаза. – Поклянись, что никому не расскажешь.
– Но почему? – удивилась я. – Такой необыкновенный случай. – Слова замерли у меня на губах, когда я увидела выражение ее лица. – Хорошо. Никому. Ни слова. Это будет наш секрет, – кивнула я.
За поворотом дороги, которая расширилась настолько, что могли разъехаться колесницы, показался город. Только-только мы шли по сельской местности, среди лугов, коров, садов, – и вот уже мы на улицах Спарты.
Как я теперь понимаю, Спарта не очень большой город, но тогда он казался мне огромным: здания стоят друг возле друга, люди идут друг за другом. Глаза разбегаются.
Непривычно было видеть столько людей сразу: они сновали туда-сюда, как пчелы. Каждый спешил в своем направлении, словно его призывала насущная необходимость. Я не удивилась бы, услышав жужжание, но тут звуки были гораздо громче: крики, скрип телег, свист кнутов.
По улице тащились несколько тяжело груженных ослов: они с трудом переставляли ноги, покачивались под поклажей, задевали курдюками с вином стены домов, громыхали глиняными горшками. Но в основном улица была запружена людьми: они несли корзины с зерном, рулоны тканей.