– Что такое? Тебе не стоит забивать головку государственными делами – для этого с тобой рядом всегда будут мужчины. Да и я пока здоров, так что тебе не о чем беспокоиться.
Он действительно был полон сил и энергии, выглядел гораздо моложе своих лет.
– Я рада убедиться в этом собственными глазами. Но я хотела поговорить с тобой о Менелае. Он молод и тоже полон сил, но вынужден проводить время в праздности. Мне кажется, безделье гложет его, подтачивает его дух.
Отец фыркнул:
– Ему не хватает войны! Чем еще может занять себя молодой мужчина? Воину всегда нужна война. Мирная жизнь убивает его, наводит тоску. Это вполне понятно.
– Что может быть желаннее мира?
– Да, так рассуждают женщины и крестьяне, но не воины. Мужчинам нужно действовать. Без риска они чахнут. Что касается меня, я навоевался вволю, насытился победами, теперь могу сидеть в мегароне и слушать бардов. Другое дело – Менелай. Ему нужна подходящая война.
– Не могу же я вызвать войну для него!
– Я порасспрошу гостей, и, если узнаю, что неподалеку идет небольшая война, он сможет принять в ней участие. Греки постоянно воюют – наверняка и сейчас тоже кто-то с кем-то воюет.
– Переложи на него часть своих обязанностей – вот он и не будет скучать. Это лучше, чем воевать.
– Не думаю, что мужчина может править, пока он не выиграл ни одного боя.
– Менелай выиграл, и не один. Они воевали в Микенах, – напомнила я отцу. – Значит, ты не можешь сделать его своим соправителем?
– Вижу, ты сильно обеспокоена судьбой этого человека, – сказал отец и серьезно посмотрел мне в глаза.
– Он ведь мой муж, как же иначе?
– Я подумаю, но ничего не обещаю. И заранее предупреждаю: думать буду долго.
Из хрупкой моя фигура стала округлой, но полнота была красивой. Год приближался к завершению, поля и деревья в свой срок давали урожай. Я чувствовала, что меня тоже хранят теплые руки Деметры, что щедрая богиня плодородия заботится обо мне. Но скоро дочь покинет ее, Деметра впадет в печаль, и я подготовилась к тому, что ей будет не до меня. К тому времени я узнала от повитухи все необходимое, заготовила все, что нужно для ухода за ребенком, и окружила себя любящими людьми. Я не боялась невнимания богини.
Наступило самое темное время года и прошло. Солнце стало всходить дальше на востоке, а заходить дальше на западе и подниматься выше, хотя погода еще оставалась сырой и холодной. Я знала, что срок мой совсем близко, и готовилась как могла к этому событию, хотя понимала, что нельзя подготовиться к неведомому, к тому, чего ни разу в жизни не испытала.
Но повитуха оказалась права: это ни с чем не спутаешь.
Я сидела у себя в комнате, ткала сложный, как считала тогда, узор (я еще не видела чудес, которые творили мастерицы Трои), когда почувствовала приступ боли. Я продолжала работать, наклонялась вперед, поправляла челнок и успокаивала себя: нет, нет, еще не сейчас. Это ложная тревога.
Но приступы становились все чаще и сильнее. Я отложила челнок и позвала мать.
– О Лебедушка! – воскликнула она. – Скорее идем в родильную комнату. Сейчас пошлю за повитухой.
Она отвела меня в родильную комнату и раздела. В комнате не было ничего, кроме большой деревянной скамьи, простыней, кувшинов и тазов. Держась за руку матери, я легла на скамью. Со всех сторон меня окружали голые стены.
– Нет смысла украшать здесь стены картинами, – сказала мать. – Сейчас они тебе не доставят удовольствия, а потом, глядя на них, ты будешь всегда вспоминать эти минуты.
Приступы боли следовали один за другим, они истощили мои силы, и скоро я стала задыхаться.
Я посмотрела в лицо Пиеле.
– Держись! – прикрикнула она. – Собери силы. Рано отдыхать, нам еще нужно как следует поработать.
– Сколько?
– Долго.
Мне показалось, будто прошла целая вечность, но потом мне сказали, что схватки продолжались ночь и часть утра. Мне показалось, будто стемнело, но я не была в этом уверена – лампы и факелы горели с самого начала; потом мне показалось, будто светает, но и в этом я не была уверена – глаза к тому времени затянуло туманом. Единственное, что я помню отчетливо, – боль и свои крики. Я кричала: «Отец! Пощади меня!» И когда боль стала невыносимой, я поняла, что моя смертная природа преобладает над божественной: богине не дано испытывать такие муки.
Боль достигла пика и вдруг прекратилась.
– Готово! – крикнула повитуха.
Я смутно слышала какие-то звуки – суету, возгласы, но крика не было. И вот наконец крик! Громкий плач.
– Елена родила дочь! – объявила Пиела, поднимая красный орущий сверток.