Все-таки дочь! Моя царственная колонна!
– Гермиона… – прошептала я.
Пиела положила дочь мне на руки, я смотрела на маленькое сморщенное личико. Она открыла ротик и высунула крошечный красный язычок. Ее крик стал громче.
– Кровинка моя, – сказала я.
Я полюбила ее сразу и сердцем поняла, что нас ничто никогда не разлучит: мы одно целое.
Чуть позже, когда из пустой родильной комнаты я с дочерью перебралась к себе, пришел Менелай посмотреть на нас. Он заключил обеих сразу в свои объятия.
– Вот наша Гермиона, – сказала я, приподнимая покрывало над личиком.
Он долго и восхищенно смотрел на дочь, потом медленно прошептал:
– Она похожа на свою мать.
– Да, она красива, как Елена, – кивнула матушка. – Почти как Елена.
Когда Менелай ушел, матушка присела ко мне на кровать и протянула маленький твердый предмет из коричневой глины. Взяв его в руки, я увидела, что это кукла: красной краской были нарисованы лицо, глаза, одежда.
– Это твоя, Лебедушка. Теперь с ней будет играть Гермиона.
В земле чернела свежевырытая ямка. Среди нас были две жрицы Деметры. Одна держала на руках Гермиону, мы стояли напротив. Рядом с лункой лежал саженец платанового дерева; его листочки немного увяли.
Отец выступил вперед.
– В нашей семье родился новый человек. Это новое поколение нашего рода, первый представитель которого появился на свет в спартанском дворце. В честь нашей Гермионы мы сажаем это дерево, чтобы они вместе росли. Маленькая Гермиона сможет играть возле него. Став старше, она померится с ним ростом. Взрослой женщиной она увидит его в полном расцвете и будет отдыхать в его тени. А состарившись, она найдет утешение в том, что ее дерево по-прежнему полно сил и жизни.
Отец взял лопату и насыпал немного земли на дно лунки, как требовал ритуал. Затем жрица налила туда вина. Матушка наклонилась и что-то спрятала в лунке. То же самое сделали Кастор и Полидевк. Что они завещали деревцу? Менелай положил в лунку кинжал, сказав, что человек, который захочет получить его дочь, должен будет добыть кинжал. Последней к лунке подошла я и бросила в нее горсть лепестков. Малышка Гермиона имела самый торжественный вид, словно понимала важность момента.
Садовники принялись за свою работу: вставили деревце в лунку, выровняли, холмиком насыпали землю вокруг, вылили несколько кувшинов воды, приговаривая, что дерево хочет пить.
– Оно вырастет большим и сильным! – предсказали они в заключение.
Отец встал возле дерева.
– У Елены и Менелая родилась дочь. Они продолжают наш род. А я чувствую, что мои обязанности стали утомлять меня. Я хочу передать царский шлем Менелаю. Пусть он правит Спартой как муж Елены, царицы Спарты по происхождению.
О, я совсем не хотела, чтобы отец отрекался в пользу Менелая! Я просила, чтобы он только разделил с ним свои обязанности. Я была потрясена.
– Я не желаю превратиться в дряхлого старика на троне, – продолжил отец, не давая никому возразить. – Молодые руки лучше удержат скипетр, сохранят и защитят его. Нет, я не старик пока… Но как я узнаю, что стал им? Ведь мудрые люди говорят, будто в старости человек чувствует себя тем же, что и в молодости. Так кто же тогда скажет мне, что старость наступила и я должен оставить свое место? Никто. Я чувствую, что пора принять решение, и подчиняюсь необходимости. Лучше я передам власть, пребывая в силе, чем в слабости.
Я посмотрела на Менелая: он был поражен не меньше моего, даже больше.
– Но, почтенный царь… – начал он.
– Я сказал свое слово, – перебил его отец. – А слово царя – закон.
Он поймал мой взгляд и еле заметно кивнул.
Церемония продолжилась, но я почти не слышала ее окончания. У меня кружилась голова от неожиданности, с которой бремя власти обрушилось не только на Менелая, но и на меня.
– Менелай, – заговорила я негромко, когда мы остались наедине, – отцовское великодушие застало меня врасплох. Ты готов быть царем, но я не готова быть царицей.
– Ты будешь великолепной царицей! Достоин ли я стоять рядом с тобой?
– Перестань! Ты будешь царем, который сделает честь Спарте, – ответила я.
Я действительно так считала: он был справедлив и щедр, лишен самодовольства и гордыни, снедавших Агамемнона. Его единственной заботой будет благополучие и процветание Спарты.
– Значит, мы принимаем скипетры? – Мой голос дрогнул.
– Мы поступим так, как велит долг, – ответил он и обнял меня.
Он еще не пришел в себя от потрясения, поэтому трудно было сказать, доволен он таким поворотом событий или нет.