Выбрать главу

Однако король Конрад был весьма и весьма полезен в качестве крестоносца для обеспечения дипломатического успеха задуманного дела – речь, конечно же, о византийцах, имевших печальную репутацию тех самых друзей, при наличии которых никаких врагов не нужно. Впрочем, латиняне были не лучше, но речь пока не о них. Дело в том, что новый император, Мануил I Комнин (кстати, сын венгерской принцессы), был совершеннейшим западником и латинофилом, преклоняясь перед западной культурой, традициями рыцарских боев, военного дела и т. д. Известна его печальная фраза о том, что воины крестоносцев в своих бронях подобны медным котлам, только гудящим от полученных ударов, в то время как его незадачливые воины – глиняным горшкам, рассыпающимся от первого прикосновения. Главное заключалось в том, что Мануил в январе 1146 г. после нескольких лет обмена посольствами женился на западной принцессе – Берте Зульцбахской, приходившейся… родной сестрой жене Конрада. Таким образом, германский король и византийский император были свояками, что, разумеется, должно было принести крестоносному делу лишь пользу. Каков бы сухопутный маршрут ни был выбран, он по-любому вел через византийские владения. Впрочем, об этом – позже, поскольку пора вернуться к Элеоноре.

Мануил I Комнин. Средневековая миниатюра

Озвученное ею решение поразило французский двор, и церковная верхушка в целом выступила против (которая и без того относилась к самой идее Крестового похода в целом весьма прохладно, исключая епископа Лангра, впоследствии лично отправившегося с Людовиком в Святую землю), но король согласился – и этого было достаточно.

Уильям Ньюбургский пишет (пер. с англ. – Е. С.): «Она поначалу так очаровала молодого человека (т. е. Людовика. – Е. С.) своей красотой, что перед отправлением в знаменитый Крестовый поход он был настолько крепко привязан к своей юной супруге и не решился оставить ее, но взял ее с собой на Священную Войну».

Почему она так решила – догадаться несложно. Зная ее характер, резонно предположить, что это не было следствием ее фанатизма; она скорее предпочитала подвергнуться опасностям пути и войны, нежели оставаться в мрачном парижском дупле своего филина в окружении ненавидевших ее придворных. Она отлично понимала, чем рискует – вся Малая Азия, Сирия и Палестина были буквально усеяны костьми прежних крестоносцев и их противников. Но, как говорится, лучше смерть, чем скука. С собой она брала своих фрейлин. Излишне видеть в Элеоноре воинственную валькирию типа десятипудовой скандинавской Брунгильды, об одной из которых, ужасаясь, писала в свое время дочь императора Византии Алексея I Анна Комнина[24]. Вряд ли Элеоноре, при всей ее отменной стати и высоком росте, было свойственно махать мечом и потрясать копьем. Также не стоит, как это делают некоторые «писатели» (начиная лишь с XVII в.), видеть в ней этакую «предводительницу легкоконных амазонок», из количества которых нередко делают целые эскадроны! Воистину, «эскадрон гусар летучих»… В лучшем случае они основываются на словах византийского историка Никиты Хониата о том, что, когда воины II Крестового похода проходили через Византию (об этом – позже), среди них было много женщин, облаченных, как мужчины, и ездивших на лошадях. Он пишет: «Между тем как император так управлял империей, страшная и опасная туча врагов, с шумом поднявшись с Запада, надвинулась на пределы римского государства: говорю о движении алеманнов и других, поднявшихся с ними и единоплеменных им народов. Между ними были и женщины, ездившие на конях подобно мужчинам, смело сидевшие в седлах, не опустив ног в одну сторону, но верхом. Они так же, как и мужчины, были вооружены копьями и щитами, носили мужскую одежду, имели совершенно воинский вид и действовали смелее амазонок. В особенности отличалась одна из них, как бы вторая Пентесилия[25]: по одежде своей, украшенной по краям и подолу золотом, она прозывалась Златоногой. Причиной своего движения эти народы выставляли посещение гроба Господня и желание устроить прямые и безопасные пути для своих единоплеменников, отправляющихся в Иерусалим». Итак, византийский хронист знает даже ее прозвище – Златоногая – но при этом не обмолвился ни словом, что это – королева Элеонора. Вряд ли он умолчал бы об этом, если б дело обстояло именно так.

вернуться

24

Вот как Анна пишет о воинственной лангобардке, дочери герцога Салерно и жене норманна Роберта Гвискара, т. е. Хитреца, врага отца Анны: «Роберт прибывает в Гидрунт и проводит там несколько дней в ожидании своей жены Гаиты, ибо и она обычно воевала вместе с мужем и в доспехах представляла собой устрашающее зрелище». В одном из боев норманны побежали – «в этот момент, как рассказывают, бегущих увидела Гаита, жена Роберта, сопутствовавшая ему в военном походе, – вторая Паллада, хотя и не Афина (так византийская принцесса ядовито отмечает отсутствие у германки мудрости, а то и вовсе ума. – Е.С.). Она сурово взглянула на них и оглушительным голосом, на своем языке произнесла что-то вроде гомеровских слов: “Будьте мужами, друзья, и возвысьтесь доблестным духом”. Видя, что они продолжают бежать, Гаита с длинным копьем в руке во весь опор устремилась на беглецов. Увидев это, они пришли в себя и вернулись в бой».

вернуться

25

Пентесилией (Пенфесилеей) звалась легендарная царица амазонок, прибывшая на помощь троянцам и убитая Ахиллом.