ключение острая на язык Коломбина, эти благословенные ниточки не
видны тем, кто ими связан.
Эти слова встречаются без особого восторга. Куклы говорят Ко¬
ломбине, что она глупая, сумасшедшая, если затевает такие разгово¬
ры, когда вот-вот начнется представление. Никто не замечает, как
появляется Кукольник. Одну за другой он снимает со степы кукол и
выносит на сцену. Однако куклы убеждены, что они совершенно сво¬
бодны, что идут собственными ногами, и поэтому шествуют с гордым,
независимым видом... как истинные куклы. В лачуге остаются только
Арлекин и Коломбина.
«Арлекин. Хм, все ушли. Какая рабская покорность! Пойди сюда,
Коломбиночка (Коломбина выполняет просьбу).
Флориндо (за сценой). Арлекин!
(Арлекин застывает, словно окаменев.)
Коломбина (смеясь). Останься, дорогой!
Арлекин (дергаясь на гвозде). Нитка! Нитка! Нитка!»
О судьбе комедии, ошибочно определенной как «комедия для бу-
ратини» *, тогда как на самом деле речь идет о марионетках, управ-
ляемых с помощью ниток, нам удалось разыскать только следующую
заметку в римском «Опиньоне» от 21 января 1883 года: «В специаль¬
ной телеграмме из Турина нам сообщают, что бенефис синьоры Ду-
зе-Кекки в театре «Кариньяыо» прошел блестяще. Очень понрави¬
лась «Нитка», морально-философские сцепы Джакоза. «Джулия»
Вейе встретила в первых актах довольно холодный прием, зато после
последнего акта восторг публики, покоренной изумительным мастер¬
ством исполнительницы, был неописуем. Синьоре Дузе-Кекки пре¬
поднесли цветы и подарки, среди которых кольцо с бриллиантами и
очень ценная жемчужная брошь».
На всю жизнь сохранила Элеонора Дузе трогательную симпатию
к поэзии марионеток. Она была крестной матерью «Театро деи Пик-
коли», руководимого Подрекка73, отправив на открытие театра в Ри¬
ме следующее поздравительное послание: «Среди грезы и реально¬
сти искусства марионетка может стать чудом, если ею руководит
душа». В Лондоне и Нью-Йорке она не раз встречалась с римской ку¬
кольной труппой, а в последние годы жизни написала Витторио Под¬
рекка, выражая в своем письме желание объединиться с ним.
«Дорогой синьор Подрекка, я мечтала, я очень хотела поговорить
с вами, по мне все никак не удавалось. Недавно я послала вам теле¬
грамму, но в ней могла лишь повторить свои лучшие пожелания и
свое восхищение вашей работой. А мне хотелось сказать вам лично
все хорошее, что я о вас думаю, и как соблазняет меня идея, которую
вы подали мне своими куклами. Я тоже, как и они, вечно брожу по
нашему тесному миру.
Я всегда считала, что если бы я состояла в труппе какого-нибудь
кукольного театра, то никогда не знала бы никаких трудностей в ра¬
боте. Мне всегда казалось, что для меня было бы совсем не в тягость
руководить какой-нибудь труппой марионеток, потому что эти ма¬
ленькие создания искусства молчат и слушаются.
Всего, всего хорошего. Элеонора Дузе».
Впоследствии именно Дузе был обязан Джакоза успехом и своей
пьесы «Грустная любовь», которая долгое время держалась в ее ре¬
пертуаре, и премьеры «Графини Шаллан», состоявшейся в Турине
14 октября 1891 года. Однако «Сирена», поставленная в Риме 22 ок¬
тября 1883 года, провалилась, и, конечно, не по вине исполнительни¬
цы. Холодный прием оказали также в флорентийском театре «Арена
Национале» 11 апреля 1883 года пьесе «Кошачья лапа».
Во время подготовки двух спектаклей Джакоза имел случай бли¬
же познакомиться с актрисой. Однако отплатил он своей доброжела¬
тельнице и исполнительнице ролей в его пьесах совсем не джентль¬
менским отношением: обращаясь к своему другу Примоли, очарован¬
ному Элеонорой, он называл ее (в письме от 21 ноября) не иначе, как
«дивой», и характеризовал как невозможную женщину, о которой ни¬
когда не знаешь, что она выкинет, которая играет «неровно, иногда бо¬
жественно, а иногда просто из рук вон плохо, что бывает чаще» *.
Войдя, в интересах мужа, в состав руководства труппой, Элеоно¬
ра не преминула воспользоваться своими правами и добилась поста¬
новки «Сельской чести» Джованни Верга74, хотя этому противились
все, не исключая самого автора. Эта короткая, лаконичная драма при¬
влекла ее простотой формы и глубокой поэзией чувств. «...Две жен¬
щины — торжествующая соблазнительница и маленькое доверчивое
существо — соблазненная. Вина наглая и вина стыдливая, жестокость
красоты и бессилие доброты. Двое мужчин, и ни один из них не встает
на защиту жертвы» .
«Можете отрубить мне голову, если эта вещь годится для сце¬
ны!» — воскликнул Росси во время одной из репетиций.
Драма была поставлена на сцене театра «Кариньяно» 14 января
1884 года. Многочисленные зрители, которые пришли больше из лю¬
бопытства, нежели в надежде увидеть шедевр Верга, были охвачены
неописуемым восторгом. Волны триумфа докатились и до Джованни
Верга, который забился в кафе неподалеку от театра, с волнением
ожидая конца спектакля. Друзья потащили его в театр. Растроган¬
ный, он пожимал руки Элеоноре Дузе, бормоча: «Нет, «Честь» при¬
надлежит больше вам, чем мне». Туридду играл Флавио Андо, один
из самых тонких актеров Италии того времени. Он недавно вошел в
труппу, заменив Джованни Эмануэля. Успешным представлением
«Сельской чести», самого значительного явления в драматургии того
времени, начались празднества по случаю открытия знаменитой На¬
циональной выставки в Турине.
Для Дузе успех на сцене всегда был как бы «тонизирующим сред¬
ством в нелегкой жизни, полной мучений и труда», неуспех никогда
ее не обескураживал. В марте в Триесте произошло «феноменальное
фиаско». На этот раз провал постиг «Даму с камелиями». С никогда
не ослабевающим чувством ответственности Дузе признавала, что
«публика всегда нрава», и убежденно добавляла: «Причину того, что
моя Маргерит не была принята зрителями, надо искать во мне, а не
в них. И я найду ее, эту причину».
В мае — она в Милане. Теперь она «дива», знаменитость, иначе
ее уже не называют. Но в каждом новом городе публика верит лишь
своему собственному впечатлению. Когда при выходе актрисы на сце¬
ну в «Сельской чести» И мая некоторые зрители попытались встре¬
тить ее аплодисментами как признанную знаменитость, их заглушили
шиканьем. Однако в конце спектакля Дузе снова оказывается герои¬
ней дня: о ней без конца говорят, сравнивают с другими актрисами,
устраивают в ее честь банкеты...
Во время гастролей в Риме 3 января 1885 года граф Жозеф При¬
моли прочитал ей новую драму Дюма-сына «Дениза». Дузе она по¬
трясла до глубины души. Ей казалось, что героиня пьесы — это она
сама, целомудренная, замкнутая девушка-подросток. Возможность
создать на сцене образ Денизы переполняла ее радостью. Она тотчас
приступила к репетициям. Перед самым спектаклем у нее неожиданно
началось кровохарканье. Болезнь в свое время была побеждена
молодостью, но следы ее остались на всю жизнь.
«Дениза» была поставлена на сцене театра «Валле». «Дузе была
великолепна, но одновременно и ужасна — бледное, без кровинки ли¬
цо с глубоко запавшими, горящими глазами. В ней было нечто сверх¬
человеческое, она превратилась почти в символ»,—писали в газет¬
ной хронике. По окончании последнего спектакля перед театром со¬
бралась толпа зрителей, встретившая появление актрисы криками:
«Да здравствует Дузе! Да здравствует наша Дузе!» Шумная процес¬
сия с бенгальскими огнями проводила актрису до самого дома.