статься с его труппой, становившейся все более неорганизованной,
игравшей такой старый репертуар, что ей не удавалось выступить да¬
же в «Даме с камелиями».
«Росси все тот же — боится себя, боится других... никогда он не
хотел понять, что я не товар, а человек»,— греша против справедливо¬
сти, писала она в начале 1886 года Д’Аркэ.
В марте произошел окончательный разрыв. «Ну, теперь я сожгла
за собой все мосты и больше уже не могу возобновить отношения с
Росси. С будущего сезона буду работать по-своему и для себя. Это
решение стоило мне тяжелых переживаний. А я ведь ничего лучше¬
го не желала, как, помня успешные результаты нашей совместной ра¬
боты, чувствовать руку Росси, добрую и относительно дружескую. Но
он не пожелал сделать хотя бы малейшей уступки, и паши интересы,
расходясь сперва в пустяках, потом в крупной, привели к разрыву...».
Узнав об уходе Элеоноры из труппы Росси, актер Франческо Гар-
цес78, муж Эммы Гарцес, лучшей подруги Дузе, тотчас написал ей,
приглашая как компаньона вступить в труппу, ставящую своей целью
обновление театра.
4 февраля 1886 года Дузе ответила ему, полностью переписав его
же собственное письмо, дополнив его лишь короткими комментария¬
ми и поставив под ним свою подпись, что свидетельствует о том, на¬
сколько идеи, вдохновлявшие Гарцесса, были созвучны идеям, кото¬
рые уже давно воодушевляли Дузе.
«Моя мечта, мой идеал заключается в том, чтобы иметь возмож¬
ность осуществить на практике то, что является, по моему убежде¬
нию, моральным долгом искусства, которому служу.
Я хотела бы создать (и здесь следует читать: «создам») большую
труппу, которая бы следовала принципам по-настоящему новым, со¬
временным, и отправить на чердак (о, да!) весь старый механизм на¬
шей ангельской организации.
Мне бы хотелось произвести революцию (обязательно) также в
построении мизансцен, в оформлении спектакля, в актерском ансамб¬
ле и т. д. и т. п. Я стремлюсь окружать себя всем тем, что являет¬
ся более... и т. д. и т. п.
Как видите, заменяя подпись в вашем драгоценнейшем письме, я
считаю его своим и отвечаю вам вашими же собственными словами,
потому что у меня в голове и в сердце такие же мечты и идеалы, как
у вас. К моему сожалению — поверьте, искреннему-искреннему и еще
раз — искреннему, я должна, однако, исключить из программы слово
компаньон, потому что, несмотря на то, что я очень и очень выделяю
вас среди своих друзей, я все же не могу согласиться на нового ком¬
паньона после того, как сделала все возможное, чтобы освободиться
от прежнего.
Таким образом, остается только предложить вам контракт. Впро¬
чем, я не осмеливаюсь сделать это даже формально, ибо понимаю,
сколь невыносимо отказаться от сладостной притягательности власти,
особенно, если эта власть предназначена служить возвышенным це¬
лям. Именно это, я думаю, ваш случай.
Я ответила вам ясно — так, как думала, и постаралась, как могла,
заставить свое перо изъясняться тем особым стилем, которым, по-
моему, должно быть написано деловое письмо.
Вы, конечно, согласитесь со мной (хотя я и писала, соблюдая свой
интерес, я не забывала о вежливости), ибо вы абсолютно того заслу¬
живаете и еще потому, что женщине «это свойственно почти всегда».
Эти слова тоже ваши».
Спустя несколько лет Франческо Гарцесу удалось создать труппу,
о которой он мечтал. Однако те, кто обещал ему поддержку, не сдер¬
жали слова, и, полный замыслов, антрепренер покончил жизнь само¬
убийством в Местре79 в 1894 году.
Расставшись с Чезаре Росси, Элеонора Дузе в марте месяце созда¬
ла «Труппу города Рима», директором и премьером которой стал Фла-
вио Андо. В репертуаре труппы значились «Федора» и «Одетта» Сар¬
ду, «Мужья» Акилле Торелли, «Франсильон» и «Дама с камелиями»
Дюма-сына. «Дочь Иеффая» Феличе Каваллотти80, «Фру-Фру»
Мельяка и Галеви81, «Любовь без уважения» Паоло Феррари82 и
«Хозяйка гостиницы» Гольдони.
Труппа дебютировала в Триесте пьесой «Федора». Гастроли, одна¬
ко, длились недолго. Из-за болезни Дузе, у которой наступило обо¬
стрение процесса в легких, актеры были вынуждены взять отпуск.
Сильно ослабевшая, Дузе поселилась на несколько недель в Броссо, в
горной деревушке, неподалеку от Ивреа. Впервые она смогла позво¬
лить себе пожить на природе, среди тихих пьемонтских гор. «Уверяю
вас,— писала она Антонио Фиакки,— когда отсюда, сверху, смот¬
ришь на деревню, на хижины и вообще на все, что похоже на челове¬
ческое жилье, то испытываешь сострадание, сострадание, рождающее
не слезы, а отчаяние. Эти дома, тесно прижавшиеся друг к другу,
сбившиеся в кучу, вызывают почти физическое ощущение нашей бед¬
ности, нашего бессилия в жизни, перед жизнью. Ясно, что эти люди
стремятся объединиться, потому что страдают, потому что одиночест¬
во порождает страх...»
Несколько ниже она добавляет, что забывает о своей работе, что
она кажется ей теперь далеким воспоминанием. «Играть? Какое про¬
тивное слово! Если говорить только об игре, я чувствую, что никогда
играть не умела и никогда не сумею. Эти бедные женщины из моих
пьес, все они до такой степени вошли в мое срдце, в мой ум, что когда
играю, я стараюсь, чтобы их как можно лучше поняли сидящие в зри¬
тельном зале,— будто бы мне самой хочется их утешить, ободрить...
Но кончается тем, что именно они исподволь, потихоньку ободряют
меня!.. Как, почему и с каких пор возникло это глубокое, бесспорное
и необъяснимое взаимопонимание, слишком долго и слишком трудпо
рассказывать, особенно если стараться быть точной. Все дело в том,
что в то время как все относятся к женщинам с недоверием, я их пре¬
красно понимаю. Пусть они солгали, пусть обманули, пусть согреши¬
ли, пусть родились порочными, по если я знаю, что они плакали, они
страдали из-за обмана, измены или любви,— я на их стороне, я за
них, и я копаюсь в их душах, копаюсь не потому, что мне доставляет
удовольствие наблюдать мучения, а потому что женское сострадание
куда глубже и сильнее мужского».
Тревога, вызванная кроме всего прочего и финансовыми затруд¬
нениями, толкает Дузе снова на сцену. Тут она не только находит
утешение, ибо живет в образах, не похожих на нее, наделенных раз¬
ными страстями, обладающих иной волей, но своей игрой приносит
утешение другим, растворяясь в своих героинях. Ее сущность как бы
покрывается эластичной оболочкой, сквозь которую проникают разно¬
образные создания, вживающиеся в нее, питающиеся ее кровыо, со¬
греваемые ее сердцем, одухотворенные ее душой.
Она всегда разная — всегда многолика и всегда неподражаема.
ГЛАВА VIII
С 1887 года, в течепие шести-семи лет (если не считать рецидива
старой болезни в 1885 году, накануне премьеры «Денизы»), жизпь
Дузе протекала, пожалуй, довольно благополучно. Переходя из теат¬
ра в театр, она от спектакля к спектаклю завоевывала все большую
популярность. Ее неизменно поддерживал Флавио Андо, который вся¬
чески выдвигал ее на первый план и буквально ловил каждый ее
жест.
Играя рядом с ним, Дузе добилась того, что в сценических
сюжетах, созданных Сарду и Дюма, звучала неподдельная страсть.
Она вдыхала жизнь в Одетту и Федору, Чезарину, Фернанду и Марге¬
рит, словом, в каждую героиню того репертуара, который в те дни
мог считаться передовым. Сегодня все эти обуреваемые страстями
создания, давно переплавленные в горниле времени, бесконечно да¬
леки от нас, а ведь когда:то они заставляли зрителей трепетать и за¬