ливых дней, она обходит комнату, прощаясь с нею, и ей под ноги попа¬
дают упавшие на пол ромашки. Ромашки и по-итальянски и по-фран¬
цузски называются маргаритками. Она поднимает затоптанный но¬
гами цветочек, глядит на пего и говорит:
— Бедная маргаритка! * — и только после этого с рыданьями
* Игра слов: по-итальяпски mar her ita, mar gar На — эго и цветок маргарит¬
ка и женское имя Маргарита (Маргерита).
падает на диван лицом вниз и вся содрогается от горьких слез... И это
было у нее так потрясающе горько и сильно, что вся публика в театре,
во всем зале, даже в ложах встала и начала бешено аплодировать,
произнося полушепотом-полувслух: «Браво! Браво, Браво!..» Вот что
значит чистое творчество, творчество как оно есть! Вот такая слу¬
чайная мелочь, упавший под ноги цветок, дала ей возможность сделать
такую потрясающую деталь...
В своих воспоминаниях о Дузе одна крупная немецкая актриса,
Ирэна Триш 107, рассказывает о том, как ей после перерыва в пятна¬
дцать лет удалось случайно увидеть Дузе в Америке. Дузе приехала
туда после очень большого перерыва, уже совсем старая. Первый ее
спектакль был «Женщина с моря» Ибсена. Она вышла без грима,
совершенно седая, какой была в жизни... При первом же звуке ее
голоса поднялись потрясающие аплодисменты и крики: «Evviva la
Duse! Brava!» * «И через несколько минут,— пишет Ирэна Триш,—
седина была забыта, и вся духовная красота Дузе встала во всем ее
блеске. Успех был безумный; такого успеха она еще не имела в Аме¬
рике, даже будучи молодой».
...Кончая свои воспоминания о Дузе, я заметила, какую оплош¬
ность я допустила. Рассказывая о Дузе как об актрисе и как о чело¬
веке, я ничего не сказала об одной очень важной и ценной ее черте,
опять-таки сильно отличающей ее от актеров ее времени. Это ее
широкий интерес ко всему па свете. Актеры обычно интересуются
только театром (и главным образом своим!) и даже гордятся этой
узостью интересов. В разговоре они часто подчеркивают: «Я этого не
знаю, я — актер и интересуюсь только театром!»—думая при этом,
что это очень хорошо. Но на самом деле это плохо! Актер должен
интересоваться всем, наблюдать всю жизнь и изображать всех людей
мира, а не только окружающих его в его узком актерском кругу.
Актер, как говорит о нем Гамлет,— «это зеркало и краткая летопись
своего времени» 108.
Дузе интересовалась всем — и наукой, и литературой, и просто
жизнью. Она выписывала себе книги из разных стран и на разные
темы, до философских включительно. Она читала очень много, а если
не знала языка, то отыскивала людей, которые этот язык знали, и
просила их прочесть книгу и подробно рассказать ей содержание.
Когда она сыграла ряд пьес Александра Дюма-сына, опа выучилась
французскому языку, овладела им и вступила с автором в длительную
переписку».
ГЛАВА XI
Приглашение посетить столицу Австрии, которое Тэнкцер прислал
Элеоноре Дузе тотчас после ее первого успеха на петербургской сцене,
долгое время оставалось без ответа, несмотря на его неоднократные
настойчивые просьбы. Чрезвычайная требовательность ее к себе как
к художнику приводила к неуверенности. Она не решалась отдать свое
искусство на суд знаменитого «Бургтеатра» 109, который внушал
робость буквально всем артистам.
Наконец, ободренная благоприятным приемом, который едино¬
душно оказывали ей в России в продолжение почти годичного турне,
она приняла приглашение. Возможно, она сделала это в пику тем, кто
исключил ее из списка участников «Международного фестиваля теат¬
рального искусства», организованного княгиней фон Меттерних. Она
не считала, что Дузе пользуется мировой известностью, а именно это
условие было главным для участия в фестивале.
Дебют Элеоноры состоялся 19 февраля 1892 года в «Карлс-
театре» ио, расположенном в предместье Вены, на противоположной
стороне Дуная. И снова — полупустой зал на первом спектакле и
обычный триумф на последующих. Дузе подписала контракт на че¬
тыре спектакля. На следующий день после первого представления все
билеты на все спектакли этого короткого турне были раскуплены.
Сборы поднялись с восьмисот до девяти тысяч крон.
В «Нойе фрайе прессе» от 21 февраля можно было прочитать за¬
метку со следующим отзывом о первом выступлении Дузе: «...Ее никак
нельзя назвать красивой, а ее голос звучит глуховато. В ней нет
ничего, что привлекало бы и захватывало. И все же, несмотря на это,
она создает нечто необычайное, доселе невиданное. За этой не бросаю¬
щейся в глаза оболочкой таится великая душа художника, благодаря
которой актриса, при всей своей кажущейся бедности, становится
истинной богачкой... Она делает паузы, которые длятся минутами,
оставаясь при этом удивительно красноречивыми. Ее глаза говорят!
И вместе с тем они умеют слушать. Они буквально впиваются в слова,
слетающие с губ собеседника. Глядя на нее, мы узнали, что молчание
может быть высшим выражением человеческих чувств. Взамен крика
и чрезмерной жестикуляции она принесла нам нечто совсем другое,
новое, давно нами ожидаемое».
В те годы в Вене, в Пратере, пользуясь старинным правом, пожа¬
лованным еще Марией-Терезией111, бродячие торговцы-итальянцы
продавали гуляющим нарезанную ломтями колбасу, которую они но¬
сили под мышкой в плетеных корзинках. Карикатурист Цаше, еще
не подозревая о том, чем станет Дузе для венской публики, позво¬
лил себе неуважительный жест. Он изобразил ее в виде такой вот
бродячей торговки, нарезающей на ломти роли из «Федоры», «Фру-
Фру», «Кукольного дома», словом, те самые роли, в которых ее виде¬
ла Вена. Однако очень скоро ему пришлось изменить свое мнение и
принести повинную. Дузе сыграла в Вене всего четыре спектакля, но
после этого даже кучера, встречая ее на улице, останавливали свои
экипажи и аплодировали ей.
От Вены до Будапешта путь короток, но первые шаги славы, пере¬
секающей границу, еще короче. Несмотря на чрезвычайный успех у
венской публики во время недельных гастролей, которые Гуго фон
Гофмансталь с присущей ему восторженностью сравнил с великими
празднествами в честь Диониса в Афинах, партер старенького те¬
атра «Варошлигети Синкёр» в парке Будапешта в день дебюта Дузе,
28 апреля, был полупустым. Однако восторг, охвативший публику,
пришедшую на спектакль, создавал впечатление, будто в зал наби¬
лась огромная толпа. И здесь, как и везде, прежние заядлые скепти¬
ки оказались в одном лагере с восхищенными зрителями, объединен¬
ные великой и таинственной силой искусства. Назавтра вместо обыч¬
ных коротких заметок газеты поместили длинные обстоятельные
статьи, и на всех последующих спектаклях театр был переполнен.
В том же 1892 году Элеонора Дузе еще дважды приезжала в Вену,
где дала в общей сложности двадцать спектаклей. В мае, во время
«Венского фестиваля», пока оперные и драматические труппы всего
мира показывали свое искусство на разных сценических площадках,
Дузе в скромном зале «Карлстеатра» вступила в битву за Ибсена,
которого не признавали в Австрии и в Германии. 26 февраля она сыг¬
рала в пьесе «Кукольный дом». По словам критика из «Нейефрайе
прессе», в первом акте он увидел «гениальную субретку, которая
может сыграть и трагедию», и нашел, что «между Дузе в первом акте
и Дузе в последнем ощущалась такая разница, что можно было по¬
думать, будто на сцене совсем другая актриса». Известный критик