И хоть с возрастом подружки стали чуть более независимы, они всё ещё чувствовали себя лучше вместе, поэтому и засыпали они быстрее вместе. Так и в этот раз, прижавшись к Машиной груди, Нора моментально провалилась в сон.
Она была у костра где-то в лесу. Над огнём висел походный котелок, в котором кипятилась вода, а какой-то старец кидал туда разные травы.
— Помните, княжна, — сказал старец, — энергия восстанавливается в покое. Чаи травяные помогают вашему телу и вашей энергии, но не перебарщивайте с ними, иначе однажды от них и сгинете.
Девочка кивнула и взяла из его рук чашку, наполненную вкусно пахнущим чаем. Тепло согревало её руки, чуть замёрзшие в тени леса, и от этого стало так спокойно на душе, что девочка закрыла глаза, выпивая напиток.
Темнота…
Перед ней огромное кровавое поле. Трупы горели в драконьем пламени, и от этого зрелища затряслись руки. Эти люди — её дорогие подданные — лишились своих жизней на её глазах, а она даже не успела их прикрыть. Раздался вопль. Она подняла полный дикой ненависти взгляд на парящего над полем дракона. Сердце бешено колотилось, дыхание сбилось, но она уже не контролировала это. Дракон. Должен. Умереть. Сейчас же.
Вот он, перед ней. Они высоко, магия не должна задеть выживших.
Вспышка. Резкая боль…
Девочка проснулась с раскалывающейся от боли головой и слишком быстро бьющимся сердцем. Отчаяние с вкраплениями гнева — вот что пронизывало Нору насквозь, заставляя руки бесконтрольно дрожать. Она села и, схватившись за голову, попыталась успокоиться.
Пара минут — и девочке стало легче. Она посмотрела на время: всего лишь шесть часов. Маша всё ещё спит, а Жердже в это время всегда на работе: смена начинается в три ночи и заканчивается в час дня. Тяжело вздохнув, Нора тихо поднялась с кровати и вышла из спальни, чтобы не будить подругу.
Поставив чайник греться, она взяла свой дневник и стала записывать сны, вновь пропуская их через свою душу. Она не могла понять, почему же они вызывают у неё чувство дежавю, как будто с ней это уже было, как будто она их уже видела, причём не во сне, а наяву. Будто когда-то она пила чай в компании умудрённого жизнью старичка, а потом видела эти кровавые реки, дракона и знала: от её действий зависит многое, а за плечами стоит что-то столь важное, что и собственная жизнь может быть поставлена на кон. И даже больше — она хотела защитить это что-то любой ценой и безмерно винила себя в том, что не смогла прикрыть своей рукой всех тех погибших воинов. А ведь могла. Это всё заставляло сердце больно сжиматься, а к горлу подкатывал ком печали, предвещающий слёзы. Но нет, она не заплакала: всё-таки, сон — это только сон, и Нора разумом понимала, что это лишь плод её воображения.
Налив себе чай, она запила им таблетку от головной боли и ещё несколько минут смотрела в заоконную даль, думая о том, насколько же всё это странно. За эти несколько минут она успокоилась окончательно, но никакой сонливости даже рядом не было, так что возвращаться в кровать уже не имело смысла. Зато имело смысл приготовить завтрак: наверняка Маша тоже скоро проснётся. Поэтому Нора достала из шкафа большую миску и стала замешивать тесто для оладушек.
— Как рано ты сегодня встала, — вдруг раздался мужской голос. На кухню вошёл Жердже, а Нора тут же посмотрела на время — нет, на часах только-только стало семь.
— Ты ведь должен быть на работе, — удивлённо заметила она. Отец же был одет так, будто то ли уже вернулся, то ли только собирается идти, но на вопрос дочери ответил:
— Я поменялся сменой. Поеду к часу, — он откашлялся, — Маша ещё спит, я так понимаю?
— Да, — девочка достала сковородку и стала обмазывать её маслом, — а мне сегодня снова приснился странный сон.
— Странный, потому что реальный? — догадался отец, наливая себе чай. Нора улыбнулась:
— Ага. Я будто и правда там была… — она пододвинула к нему дневник снов, — вот, почитай.
Жердже открыл тетрадь и пробежался взглядом по написанному. Кивнул головой.
— Вот значит как. Это всё очень хорошо.
— Чем же? — поинтересовалась Нора, но отец, как обычно, только загадочно улыбнулся и пошёл к себе в мастерскую.
Тут на кухню вошла сонная Маша и села на стул, прежде чем сказать что-то. Она — почти полноценный член их семьи, поэтому совсем не стеснялась ходить перед отцом подруги, с которым чуть не столкнулась в дверях, в ночной одежде.