“- Хорошо, сеньор Хименес, задавайте Ваши вопросы. У нас полчаса.”
Со стороны поведение профессора могло показаться непоследовательным - ведь трусливым человеком он не был. Закон на его стороне, так что за согласием сотрудничать с полицией явно стояло что-то другое - но что? Нюхом опытной ищейки Артуро Хименес чувствовал - здесь не все так просто. Зачем профессор покрывает русскую, отвлекая полицейских ищеек на себя? Почему не дает общаться с персоналом под разными благовидными предлогами?
“- Расскажите мне, пожалуйста, профессор, как больная оказалась в клинике?”
“- Ее привел один из санитаров, она сидела на скамейке недалеко от главного корпуса нашей клиники. Связно она ничего не могла объяснить, вид у нее был совершенно больной - исцарапанные в кровь руки, безумные глаза, она то плакала,
то начинала безудержно смеяться. Одежда на ней была мокрая, в грязи. В общем она представляла собой достаточно жалкое зрелище, чтобы сердце нашего санитара, сеньора Кальдерона, дрогнуло, и он привел ее ко мне. Привел с готовым диагнозом, большой был специалист. Всего насмотрелся за долгие годы работы с душевнобольными. Так что мы с ним еще поспорили это маниакально- депрессивный психоз или невроз навязчивых состояний...”
“-Это так необычно профессор, Вам не кажется? Часто ли больные сами приходят в клинику?”
“- А я разве сказал, что она сама пришла? Как Вы думаете, откуда иностранке да без знания испанского удалось найти одну из самых лучших, но и самых дорогих частных психиатрических клиник в Барселоне? Да еще рассчитывать быть принятой в нее - без денег, без медицинской страховки? Но тут мы просто были вынуждены, из христианского сострадания, и лечили ее совершенно бесплатно” - сказал профессор с гордостью.
“-Да, действительно, трогательная история. Так Вы говорите - не сама пришла? То есть Вы думаете, что ее кто-то сюда привел? А может этот кто-то заранее договорился с сеньором Кальдероном? Мне бы хотелось с ним поговорить.”
“-Боюсь Вам это не удастся.”
“-Отчего же, профессор?” - в голосе полицейского снова зазвучали металлические нотки.
“-А оттого, господин полицейский, что Вы могли бы разузнать заранее - сеньор Кальдерон - да покоится он с миром - третьего дня как умер. Пожилой был человек, а тут может еще и эта история спровоцировала приступ...”
“-Вы сейчас про какую историю, профессор?”
“-Да он, бедняга , уже после того, как его удар хватил, все пытался рассказать. Разобрать было трудно, при инсульте знаете ли речь так нарушается. Так вот - он сказал что-то вроде “русская сеньора исчезла”.
“-Ну, это мы уже знаем...”
“-Он имел в виду, по крайней мере, так мне показалось, э-э буквальное, физическое исчезновение больной, притом происшедшее прямо на его глазах”.
***
Нора была измучена постоянными хлопотами с детьми - в дороге они вели себя ужасно, или это просто она так нервничала, что взвинченное ее состояние передалось детям? Хорошо еще, что собаку они решили на время отпуска оставить родителям Норы. Те на удивление легко согласились, перспектива разлуки со внуками примирила их с дочерью (они никогда, особенно мать, не одобряли ее выбора, и так и не смогли принять ее замужества, но внуков своих любили и, в основном в отсутствие Марка, навещали их и баловали).
Когда малыш наконец уснул в коляске, она попросила мужа оставить ее ненадолго одну в кафе международного аэропорта Барселоны, а самому с девочками пойти получить багаж. Прихлебывая кофе - боже какой приятный вкус, как долго она себе в нем отказывала? Тут же захотелось курить - она начала баловаться еще в институте, но потом бросила из-за детей и не думала об этом до сегодняшнего момента. Желание это ее несколько удивило, как и то, что она с удовольствием наслаждалась минутами отдыха от своего дружного, но такого шумного семейства. Усмехнувшись про себя, она отметила: “Вот уж не думала, что перемены начнутся так стремительно. А ведь мы всего час как приземлились в Испании. Ах нет, простите в Каталонии.” Марк полушутя-полусерьезно предупредил ее, что родственники - настоящие каталонские патриоты, далекие от экстремизма, но все же горячие люди. Так что надо быть поаккуратней в выражениях. “Ну тогда я вообще буду молчать”, - cказала она ему. Свой когда-то приличный школьный английский она подрастеряла, а времени его освежить все никак не находилось. Так что она и так была обречена на изоляцию. Подумаешь, она не собиралась надолго здесь задерживаться! А по возвращении в Москву обязательно займется собой. Надо и язык подучить, и в Гуманитарном университете попытаться восстановиться.