“- Ух ты, прямо как в “Щелкунчике”! Надо же - как у вас тут заведено - елку на улице наряжаете, одну для всех соседей? Или еще и дома у каждого своя?” не скрывая своего прямо-таки детского восторга выдохнула она.
“-А, это... Ну если честно, только для Вас. Я сам наряжал - нравится?” “ - Не то слово! А как же это Вы - она же такая высокая?”
“- Пускай это останется маленькой тайной, ну проходите же, мороз-то какой” сказал он, потирая озябшие без перчаток руки. Одет он был в отличие от нее легко, видно в основном перемещался по городу за рулем, может у него по-настоящему теплой одежды и вовсе не было, а теперь вот скоро Ирландия - там она ему уже точно не понадобится. Элла все никак не могла заставить себя войти внутрь, елка прямо как магнитом притягивала ее к себе, хотелось все хорошенько рассмотреть - а что, может под ее могучими лапами ее ждет еще один новогодний подарок?
“- Элла, Вы там что, примерзли? Заходите пожалуйста, мы потом еще погуляем. А сейчас давайте-ка шампанского - за все прошедшие и предстоящие праздники” крикнул ей с порога Антон, и она наконец-то зашевелилась и вошла в дом.
С порога было видно, что в этом доме ее ждали. В гостиной потрескивали дрова - пусть и не в настоящем, но все же камине. Антон извинился за эту бутафорию и cказал, что когда-нибудь обязательно пригласит ее в свой дом с уже настоящим камином. На празднично накрытом столе лежали фрукты, сладости и всякие прочие закуски, и хотя она уже привыкла ограничивать себя в еде (как ей думалось, с утратой чувственности она перестала ощущать и аппетит к еде, раньше всегда доставлявший ей такие нравственные мучения - вот ведь и толстеть дальше не хочется, но как же себя и домашних не побаловать чем-нибудь вкусненьким?). А тут она почувствовала зверский аппетит и вспомнила, что с утра ничего не ела. Так как-то закрутилась, cобирая Данилку в дорогу. Она всегда его основательно собирала, даже если он просто ехал на пару часов в гости к ее родителям на те самые Воробьевы горы. Так что она решила не ломаться, и со здоровым энтузиазмом приступила к позднему завтраку с шампанским.
Они увлеченно болтали обо всем на свете, и ни о чем конкретном. У Антона был настоящий талант, редкий в нынешние времена: он был прекрасным рассказчиком - остроумным, находчивым, тонко чувствующим собеседника. Она до слез хохотала над его байками из институтской жизни - парень так похоже и так уморительно смешно изображал их общих знакомых, да и ту же Наталью Александровну, но все это как-то необидно, по-доброму. В его обществе она сама
как-то оттаяла, и с удивлением как будто со стороны слышала себя, в ответ рассказывающую истории из своей профессиональной жизни. Теперь все это казалось ей довольно милым, даже на какое-то время ее отпустила обида за то, как с ней поступили, на поверхность ее памяти всплыли только самые хорошие, светлые моменты: как они ездили в командировку в далекий, мрачный промышленный город за Уралом и там, обернувшись в тоги, как римские патриции, распивали чаи в ведомственной, открытой только для них троих бане (две молодые женщины, включая ее, и один мужчина - руководитель их тогдашнего “проекта”), как ее коллега, напившись не только чаю, сильным, поставленным голосом пела для них “Аве, Мария”, и голос ее резонировал от кафельных стен бассейна. Да мало ли что еще можно было вспомнить - ведь на той фирме прошли ее самые лучшие годы...