Ей нравилось и это искристое состояние легкого опьянения, и те взгляды, которые бросал на нее собеседник, а более того ее все больше интриговало то, что он и не пытался к ней приблизиться, даже напротив, как будто избегал в этот раз ненароком вторгнуться в ее личное пространство. Так прошел не один час, время стремительно утекало, и Элла уже подумывала о том, как бы ей половчее дать парню знак, что она вовсе даже и не против, ну чтобы он... Антон как будто почувствовал эту еле заметную перемену в ее настроении и прямо глядя ей в глаза, задал вопрос, просто ошеломивший ее:
“- Элла, Вы любите своего мужа?”
“- Я, да, наверное...” смешалась она, не зная, стоит ли говорить правду, да и какова она, эта правда, на самом деле. “- Ну то есть, понимаете, мы столько лет уже вместе, у нас маленький сын. Да, да, не думайте - мы очень привязаны друг другу” залопотала она, чувствуя как все больше и больше краснеет. Антон жестом прервал ее и мягко, как-то не по возрасту мудро и просто сказал:
“- Вам не надо ничего придумывать и ни в чем оправдываться. Ни передо мной, ни перед кем-либо другим. Для меня - это большое счастье, что Вы обратили на меня внимание. Вы мне ... очень нравитесь. Только давайте не будем торопить события. Мне кажется, Вы еще не готовы.” И резко, но при этом совершенно непринужденно сменив тон, он поднялся и подал ей руку, приглашая выбраться из глубокого, такого расслабляюще-уютного кресла: “Пойдемте прогуляемся, а то еще немного и темнеть
начнет, а я хотел Вам кое-что показать. Одевайтесь-ка, да потеплее, а я сейчас”
cказал он уже из дальнего конца коридора.
“- Наверное готовите какой-то новый сюрприз?”, - игриво спросила она, натягивая приятно согревшиеся в тепле этого гостеприимного дома ботинки.
“- Подождите, я сейчас Вам помогу” cказал из-за ее спины как всегда неслышно подошедший Антон: “поставьте ногу, вот сюда на скамеечку”.
В том, как он медленно, основательно зашнуровывал ее высокие зимние ботинки, чем-то похожие на коньки ее детства, было что-то невыразимо чувственное, и в то же время она вообразила себя как будто снова маленькой девочкой, которой отец помогает одеться перед выходом на каток. На самом деле в ее настоящей жизни такого никогда и не было, коньки она всегда надевала сама, да и на каток ходила либо одна, либо со сверстниками, это сейчас детям не дают и шагу ступить самостоятельно. Как и никогда она не чувствовала со стороны отца никакого одобрения в своей адрес, ну если это только не касалось школьных успехов. А так, как девочка, девушка, а потом уже молодая женщина - никогда. Наверное с его точки зрения это было и так очевидно да и неподобающе для родителя. На самом-то деле она прекрасно знала, что отец ее всегда очень преданно любил. Теперь правда вся эта любовь перешла на ее младшего сына, но вот эта закомплексованность, как просветила ее однажды одна психологиня, шла как раз таки от отсутствия мужского одобрения со стороны отца. Кто их там этих психологов с их теориями разберет, но и сейчас в свои сорок она досадно смущалась перед этим парнем, а ведь казалось должна была бы повелевать и даровать своей милостью, изредка допуская юного пажа до королевского тела. “Ну а почему только изредка?”, - задумавшись тихо вслух произнесла она. Антон с недоумением на нее посмотрел, но ничего не сказал. “Надо же, какой деликатный. И какая у него правильная, несколько даже старомодная речь. Наверное воспитывался здесь же, в этом доме, у деда с бабушкой. Надо будет как-нибудь при случае уточнить” подумала она, выходя на мороз и поплотнее запахивая шубу.
Вот это был действительно - сюрприз так сюрприз! Антон повел ее какими-то одному ему ведомыми “партизанскими тропами”, прямо на территорию режимного института, от которого их отделяла казалось бы неприступная стена с колючей проволокой по всему периметру. Детские воспоминания все более захватывали ее:
она уже воображала себя в непроходимых дебрях Патагонии (хотя точно и не помнила, а были ли они там - эти дебри, или это из какого-то совсем другого романа) или пионером на индейской тропе войны, вспоминая как любила в детстве все эти не девчоночьи вовсе приключенческие романы Майн Рида и Жюль Верна. Антон шел бесшумно, как будто прошел какую-то специальную выучку, а она пыталась поменьше шуметь, ступая след в след за ним, но у нее это не всегда получалось. Иногда он замирал, услышав треск ветвей, но подождав какое-то время, делал ей знак рукой, и они продолжали свой полный опасностей, возможно не только воображаемых, путь. За годы запустения здесь возник настоящий лес, разросшийся до невероятности, с трудом верилось, что когда-то на его месте был ухоженный регулярный парк, который она хорошо помнила по иллюстрациям в альбоме по истории московских усадеб. Казалось, что природа здесь полностью победила хрупкую, навязанную ей человеческую цивилизацию, и с лихвой берет свое. Она бы не удивилась, если бы на них выскочил какой-нибудь заяц или даже лось. Но крупной живности было не видать, только лесные птицы звонко перекликались, видимо предупреждая сородичей об опасности в их лице. А может и нет - за долгие годы они тут наверное совсем одичали и забыли, как эти докучливые люди-то и выглядят. Так, пройдя по глубоким, нетоптаным сугробам, еще пару сотен метров, они оказались у полуразвалившейся парковой беседки. Она очень живописно смотрелась на фоне обступившего ее со всех сторон дикого леса, и заходящее солнце бутафорски окрашивало ее грязно-белую облупившуюся штукатурку в нежно-оранжевый цвет.