- как Ян ей объяснил, его привлекли к какому-то совместному с иностранцами проекту, так что свободного времени у него становилось все меньше, а денег наоборот больше. Но основные надежды муж возлагал на получение некоего гранта на проведение собственных исследований, который откладывались уже многие годы из-за нехватки финансирования. Она заметила, как он оттаял, как стал откровеннее и многословнее рассказывать о своих делах, и с удивлением думала: ну как же ей раньше в голову не приходило - ведь оказывается можно наладить отношения и с
собственным мужем. Как никак не чужой человек, отец ее сына в конце концов, думала Элла про себя, едучи в метро на заседание кафедры. А она что же? То с юнцом путается, то шляется по полгода неизвестно где. А Ян ее принял и простил. Святой человек... Да, кстати, про юнца. Тут ей вспомнилось, что Антону (с которым они не виделась уже около месяца) она не сообщила о смене телефона. Может так оно и лучше. Сейчас ей захотелось оборвать все эти ненужные, ни к чему не ведущие связи. Тем более что парень стал каким-то странным: после того памятного сочельника он все расспрашивал ее про какого-то прости Господи не то козерога, не то однорого коня, которого она якобы укротила в том парке. Ах да, единорога! А ведь производит впечатление совершенного нормального парня. Хотя кто ж их этих компьютерщиков-математиков знает. Может путает реальность с виртуальностью? Вон сколько он в последнее время в компе торчит - и все закладки про этих самых единорогов. Она ведь стала своим человеком у него в доме: приходила - уходила когда хотела, пользовалась его библиотекой и компьютером. Ей так было удобнее, а Антону приятно. Дома у нее компьютер работал медленно - то ли Соня каких-то вирусов нацепляла, то ли что-то было со связью, а у Яна все никак не доходили руки с этим разобраться. А она была человеком порывистом, и ее это зависание просто бесило.
В своих мыслях она чуть не проехала пересадку на Третьяковской, и, когда вагон уже стал притормаживать, с извинениями стала пробираться к выходу. Но не тут то было: плотная толпа заблокировала выход, люди стояли неприступно, как каменные глыбы, не давая ей и другим пассажирам выйти. Так и пришлось бы ей проехать до Китай-города, но тут какой-то мужчина буквально выдернул ее из вагона. Она не успела даже его поблагодарить - неизвестный “спаситель” растворился в толпе, штурмующей вагон. Как ни ратовала она в поддержку метро как самого эффективного способа передвижения по скованной многочасовыми пробками Москве, трудно было получать удовольствие от таких поездок - мало того, что в подземке дурно пахло, и вентиляция из покон веков работала плохо, так еще с ростом населения появилось множество людей, для которых пользование метро явно было в новинку. И это их какое-то тупое нежелание сдвинуться с места было ей чуждо и непонятно. Как и сам этот город, столь любимый ею в юности, стал таким же чуждым и непонятным. Она не могла дождаться, когда же они уедут- с мужем уже все было обговорено, Даниила они брали с собой. Элла планировала задержаться в
Испании на несколько месяцев, а сына договорились пристроить в недорогой частный детский сад в Мадриде к сестре Артуро Хименеса - Анне. Ее сначала было крайне неудобно обращаться к испанцу по частному вопросу, и если бы он сам не написал ей и не справился о том, как идут дела с отъездом, она бы так и не решилась. Артуро заверил ее, что это вовсе и не хлопоты для него, а сестре - содержательнице такого дневного пансиона для дошкольников - наоборот подспорье. А еще он сообщил ей радостное известие - тот самый заветный архив готов открыть для нее свои двери. Так что оставалось только чуть-чуть потерпеть. А Соня - она будет только рада, что родители уезжают.
***
Когда Элла робко постучав и услышав громогласное ”заходите”, бочком прошла в кабинет Натальи Александровны, там уже во всю шло заседание кафедры. Ее познакомили с представителем Фонда по изучению еврейской истории
- сумрачного вида мужчиной с характерной внешностью и мировой скорбью во взгляде. Теперь по ходу обсуждения проекта ей стало понятнее, почему так затянулся процесс согласования. Оказалось, что грант был не индивидуальным, а групповым, и видимо другие участники не так толково и оперативно составили необходимые бумажки, как они с Антоном. Впрочем Эллу все эти мелкие интриги мало интересовали, как и взгляды, украдкой бросаемые на нее Антоном. Она вся была в мыслях о скором отъезде, а еще столько предстояло утрясти - и с ребенком, и с датами, чтобы муж мог подольше пробыть с ними. Да и вообще роман ее с этим юношей теперь казался ей какой-то дурацкой прихотью, хоть в то же время льстил ее женскому самолюбию. Наталья Александровна рукой опытного кормчего уверенно вела заседание, обходя разные подводные скалы, и бросая пыль в глаза придирчиво-занудному спонсору из Фонда. Элла не без удовольствия наблюдала за ней, отдавая должное научному и административному таланту профессорши. Наконец-то все вопросы на повестке дня были решены, представитель Фонда откланялся, а сотрудники стали постепенно расходиться. Элле надо было кое-что обсудить с профессоршей, но та была уже занята беседой с Антоном, и Элла с нетерпением ждала ее окончания. Но похоже было, что у них это надолго. Она погрузилась в чтение копии рукописи, переданной ей для исследования из Фонда, сидя в комнате, смежной с кабинетом Натальи Александровны. Хотя за неплотно закрытой дверью говорили негромко - у Антона вообще был мягкий, ненавязчивый