Гомер и Гесиод изобразили на щитах квинтэссенцию мистической веры. Образы на древнем эгиде Афины и на новом щите Ахиллеса отражали именно то, что обитало в сердцах.
Третью оргию "Илиада" отражает в трех очень разных сценах. Во-первых, это бег двух героев — Гектора и Ахиллеса — вокруг стен Трои, пока Гектор не погибает (песнь XXII); во-вторых, сожжение трупа Патрокла и погребение его праха в золотой Дионисовой чаше (песнь XXIII); в-третьих, погребальные игры в честь Патрокла (вторая часть песни XXIII). Последняя, XXIV песнь отражает Четвертую оргию.
Проследим ход песней XXII и XXIII: Ахиллес гонит Гектора, и оба героя трижды обегают вокруг стен Трои, мимо башни городской стражи, мимо смоковницы, мимо вытекающих рядом двух источников, теплого и студеного, которые затем сливаются, образуя реку Ксанф (Скамандр) (22,145 cл. и 165).
В ночном действе роль стража выпадает Афине, роль источников — богине Гере, а роль смоковницы — Афродите. Бегущие герои соответствуют мистическим Близнецам: образцовый муж Гектор — Триптолему, а полубог Ахиллес — Евбулею. Погребальный костер Патрокла в обрядовом действе становится огнем на круглом алтаре Анакторона, а золото чаши (урны) — отсветом, в котором ожидается над огнем созерцательный образ Персефоны с младенцем (23,216 сл., 252; Од. 24,74).
Погребальные игры в честь Патрокла (23,258–897) включают состязания колесниц, кулачный бой, борьбу, бег, метание копья и железного круга, а также стрельбу из лука. В мифе колесничные гонки и кулачный бой главным образом поприще Кастора и Полидевка. Стрельба из лука указует на небесного Стрельца как созвездие, осеняющее таинства. Б качестве награды Ахиллес выставил своих вещих коней. Он возглашает о них: "Знаете, сколь превосходны мои благородные кони, дети породы бессмертной: отцу моему их, Пелею, сам Посейдон даровал [на свадьбу. — Д.Л.], а отец мой мне подарил их" (23,276 ел.). Это два Пегаса.
Четвертая оргия отражена в заключительной, XXIV песни "Илиады". Все ее стихи исполнены чудом: Ахиллес девять дней влачил за колесницей тело Гектора, и все же Аполлон сохранил мертвого героя свежим, как "росою умытым" (24,419, 757), укутав для этого в собственный "золотой эгид" (24,20) — нагрудный панцирь из козьей шкуры, который среди богов носят еще только Зевс и Афина. У Аполлона эгида сияет золотом, будто плащ, сотканный из солнечных лучей. В нее-то бог и укутывает тело Гектора.
Вторая существенная часть XXIV песни также указывает на "облик" человека, но созерцаемый как бы душою: Ахиллес и троянский царь Приам, отец Гектора, тайно встретившись ночью, постигают друг друга зрением: изумленный старец замечает, как силен и величав Ахиллес — "бога, казалось, он видит"; Ахиллес же восхищается старцем, "смотря на образ почтенный и слушая старцевы речи" (24,629 ел.).
Встречу их устроили боги, которые после девятидневного спора решили положить конец надругательству над Гектором. Фетида уговаривает сына, и Гермес ночью приводит Приама в ахейский лагерь, в кущу Ахиллеса. Молодой герой "плакал, о друге еще вспоминая; к нему не касался все усмиряющий сон; по одру беспокойно метаясь, он вспоминал Менетидово [Патроклово. — Н.Ф.] мужество, дух возвышенный; сколько они подвизались, какие труды подымали, боев с мужами ища и свирепость морей искушая" (24,4 ел.). И только здесь, на прощанье, мы впервые в эпосе видим его почивающим подле девушки Брисеиды (24,676).
Троянец-глашатай увозит мертвое тело в Трою на крепкой повозке, которую влекут сильные мески{44}. Достойный старец правит двухколесной колесницей, запряженной огневыми конями (24,690). Обе упряжки первой видит в свете утра Кассандра. На царском дворе три женщины поднимают плач по усопшему: супруга Андромаха, мать Гекуба и, наконец, аргивянка Елена. Через девять дней тело Гектора сжигают перед Скейскими воротами; на одиннадцатый день золотую урну с прахом героя (24,795) — и его тоже! — погребают, насыпав высокий курган. Так кончается эпос.
К толкованию заключительной песни можно добавить следующее:
1) девять дней сохранявшееся свежим мертвое тело — причиной тому была золотая эгида Аполлона — невольно подсказывает мысль о сравнении (не отождествлении!) с членами христианского Символа веры: "страдавша и погребенна, сошедша во ад и воскресшаго" как световой облик, а именно к такой форме тела воскресения подводят Евангелия. Схема — реального осуществления мы здесь не касаемся — та же.