Выбрать главу
Отец всетворящий, хозяин перуна, и грома, и молний! Как некогда Кадмовой дщери, Семеле царице, Той, что познала великие роды средь огненных вспышек, Так же и нам подари, скиптродержец, рождение духа![195]

Полная тишина, затем раздается внятный для верховного жреца возглас изумления; нередко его издает отрок, ибо он по возрасту наиболее впечатлителен; лучше, если этот возглас срывается с уст самого жреца или слышны сразу несколько знамений. Тогда жрец с силой ударяет в огромный гонг на спинке своего трона и взывает высоким детским голосом: "Дева!" Помолчав, он добавляет: "Дева родила мальчика, сильная — сильного!., brimo brimon"… "Сильная" — так по-микенски именовалось божество, слово theos возникло позднее. Те из мистов, что воспринимают созерцательный образ девы, сами узнают, что боги существуют. Те же, кто лишь угадывает, что происходит со сподобившимися благодати, по крайней мере испытывают священный трепет.

Вновь воцаряется тишина; иерофант знаком велит двенадцати белым "мертвецам" обойти вокруг Анакторона. Мистам в белых одеждах позволено присоединиться к процессии, составить пары с "мертвыми". Шествуя, они вполголоса поют:

О, гряди, Ферсефона, рожденная Зевсом великим, Единородная, жертвы прими благосклонно, богиня! Ты, жизнетворная, мудрая, ты, о супруга Плутона, Ты под путями земными владеешь вратами Аида, Жизни грядущей стезю назначая для смертных.

После предсмертного вопля Геи под коньком крыши встречаются две птицы — голубь и сова. Украшенная девушка, новая Афродита, выпустила на свободу своего голубя, а богиня Афина — сову. Теперь охотница-сова нападает на голубя, и тот в лучшем случае успевает схорониться на груди хозяйки. Сова же улетает через дымовое отверстие в ночь. Каждый мист видел обеих птиц и истолковывал их полет — для себя, для своего города, для этих таинств. Необычное поведение какой-либо из птиц знаменовало важные события.

Потом все, в первую очередь "мертвые" с их резкими голосами, поют славу — но не девушке с голубем, а злато-шлемной богине, хозяйке совы:

Единородное чадо великого Зевса, Паллада, Ты, бранелюбица, в души людей исступленье вдыхаешь, Дева, обвыкшая в битвах, чудовищно страшная духом. Горгоубийца, о дева-боец, твой гнев ужасает. Ты и жена, и мужчина, о демон победный, от зол избавитель, Ныне услышь и меня, подари же мне мир многосчастный![196]

Единственная оставшаяся группа — восточная — готовится к круговому шествию. Возглавляет ее Гермес, в правой руке он высоко поднимает каддуцей, в левой держит факел. Справа от него шествует Афина в золотом шлеме, с копьем в правой руке и зеркально отполированным щитом в левой. Девушка, новая Афродита, следует за ними; впереди нее факелоносцы — Близнецы. Выше их на голову, хотя бы и благодаря котурнам, далее выступает иерофант в образе пожилого Диониса. Он вертит в пальцах пурпурный анемон, цветок Адониса, поднимая его так высоко, что он виднеется над головой девушки. На сей раз каждый мист видит этот цветок — символ освобождения души, — а под ним семь украшений девушки.

Гера под рогатым полумесяцем, в серебристо мерцающем покрывале, замыкает шествие. Обойдя вокруг Анакторона, иерофант вновь поднимается к трону, но на этот раз не садится. Мисты по-прежнему воспевают свою возлюбленную богиню Афину:

Единородное чадо великого Зевса, Паллада, Ты, бранелюбица, души людей оробевших Дерзкой отвагой и пылом зажги, умоляю! Злобу от нас отведи, Тритогения, демон победный![197]

"Отрок очага" меж тем складывает в храме поленья для костра. Когда наконец воцаряется тишина, он горстями черпает из полных ваз смолу, бросая ее в огонь. Вскоре над Анактороном поднимается облако, снизу подсвеченное красным. Полупробужденным мистам открывается в его отблеске то, что, как видение, вероятно, доныне от них ускользало.

вернуться

195

По XV и XLIV орфическим гимнам

вернуться

196

По XXXII орфическому гимну

вернуться

197

По XXXII орфическому гимну