И Себастьян уступил, охотно и легко, позволил вгрызться в чужой разум, разлиться по дому тёмной волной.
Себастьян хотел, чтобы Родерик горел, как он сам несколько минут назад. А вместе с ним и те люди, для которых он был лишь товаром, вовсе не человеком. Он слышал их мысли, планы на него, видел их глазами своё будущее — кровь, смерть, лицо женщины, застёгивающей на его руке серебряный браслет. Что ж, не считая загадочной незнакомки, не по-людски красивой и жуткой, они получили всё, о чём думали. Даже золото своё оставили при себе — монстр заставил их глотать рассыпавшиеся монеты одну за другой.
Когда в дом вернулась Сэра, остановиться он уже не смог. Она просто не выдержала чудовищной силы, обрушившейся на неё; успела только позвать его и Родерика по имени, прежде чем…
Прежде чем его маленькой сестрёнки не стало.
Ей было всего восемь, и она уж точно не желала ему зла, в отличие от отчима и его денежных друзей.
— Я не мог этого сделать… — прошептал он, уставившись в потолок. Замотал головой, вцепившись в волосы. — Я не мог убить её. Только не её.
«В войне потери среди мирного населения неминуемы», — прозвучала в голове фраза из давно прочитанной книги.
Монстр книг не любил.
За раздумьями о своей личности — о том, кто из них более настоящий, — Себастьян не заметил, как уснул. Просто в один момент провалился в душное марево кошмара, первого за долгое время. Красочного, яркого и слишком реального.
Вокруг него снова полыхало пламя, кто-то очень злой снова кричал о смерти, оглушая и заставляя зажимать уши. Бессмысленно — никогда ещё не помогало. Себастьян беспомощно огляделся, ища взглядом сестру. Она должна быть где-то здесь, в этом доме, быть может, сейчас её удастся…
— Выпусти меня! Выпусти, выпусти! — знакомый голос оглушил, испугал даже; магия потекла к пальцам охотно, как и всегда во время опасности.
— Нет, нет, здесь же Сэра, нельзя…
— Выпусти меня, ну же, зануда!
— Что?..
Себастьян моргнул и увидел перед собой… самого себя, с глазами чёрными настолько, что не видно даже белков, окружённого тенями и очень, очень злого. Отражение — неправильное, ненастоящее — открывало рот, говорило что-то, но Себастьян, сколько ни силился, не мог услышать. Он протянул руку, то ли желая прогнать, то ли ударить его, но пальцы прошли сквозь пустоту. Зато теперь он смог услышать голос — нет, крик — своего близнеца:
— Проснись! У нас гости!
Себастьян проснулся. И нашёл себя не в кровати, а перед дверью. За которой — он чувствовал это, видел, отчего-то чужими глазами, — уже корчился в предсмертных муках один из охранников.
Очередное «Выпусти!» проорал уже Себастьян, пиная дверь. Охранник, услышавший его, потянулся к засову, но не успел — меч прошёл через его руку, как сквозь масло.
— Поздно, — прошептал Себастьян, с ужасом наблюдая, как старый кошмар становится реальностью.
«Поздно, — согласился монстр, склонив голову набок. — Но кое-что мы сделать можем. Хочешь?»
«Хочу».
*
…всё вокруг сияло пронзительной белизной: огромная круглая луна в тёмном небе, заснеженная прогалина, стволы голых деревьев; волосы девушки, чуть заметно отливающие зеленцой, её острое лицо, длинноносое и красногубое; опушка на капюшоне светлого плаща; тонкие руки, держащие ручку плетёной корзинки…
…девушка прошла к менгирам — нагромождению камней чуть не в два её немалых роста — и плюхнула корзину на грубо вытесанную каменную плиту дольмена. Но не ушла. Замерла на месте, разглядывая содержимое корзины со странной смесью брезгливости и сожаления.
— Был бы ты, уродец, моей масти, — выдохнула она. — Светленький, беленький. Как фейри, а не демон. Может, тогда бы я тебя оставила. А с такой рожей на что ты мне годен?..
Мэйр заглянул в корзину, уже зная, что там увидит — чернявого смуглого младенчика с жуткими горящими глазами, крепко спелёнатого и закутанного в толстое одеяльце так, что видать лишь толстощёкое, лупоглазое личико да вихор чёрных волос надо лбом.
Ей не следовало так закутывать ребёнка — ведь она хотела, чтобы тот замёрз до смерти…
Девушка ушла, ни разу не оглянувшись.
…белизну платановой рощи запятнала зловещая тёмная фигура. Тощая, огромного роста. Незнакомец, закутанный в чёрное с головы до ног, склонился над дольменом и долго разглядывал корзинку — точнее, то, что в ней.
— Впрямь уродец. Но забавный, — хмыкнул он. И протянул руки к ребёнку.
Мэйр беспокойно дёрнулся, рванул к стрёмному мужику… и проснулся.
Он всегда просыпался на одном и том же моменте этого сна, гадкого и чересчур подробного.
Не сон — воспоминание. Чужое, конечно же; себя-младенца Мэйр помнить никак не мог.
— Опять твои фокусы? — хрипло осведомился он, садясь на постели и грозя кулаком — для проформы, ничуть не рассчитывая, будто Неметон увидит и оценит этот грозный жест в сторону зашторенного окна. — Пущу на дровишки!
Неметон не откликнулся, изображая глубокую дрёму. Сердито качая головой, Мэйр выбрался из одеяла — он в него вечно кутался как в кокон, даже когда холодно и не было, — наспех оделся и поплёлся вниз. Времени чуть больше трёх утра, но сон после эдакой пакости не шёл; так хоть не ворочаться, а согреть чайник и уничтожить часть запасённых на утро сладостей.
Увы, амулет на груди согрелся куда раньше чайника.
Уилл был немногословен и не шибко изящен в выражениях:
«Наш пиздец славно поразвлёкся и ждёт тебя».
— Рад за него, — выдохнул Мэйр тоскливо, стиснув камешек в кулаке. — Эх, плакали мои сладости.
Выскакивать на улицу в тонкой рубашке оказалось не слишком хорошей идеей — всё-таки уже не лето. Благо портал у Мэйра был свой, стационарный, влетевший в кучу золота, но неизменно полезный.
— Ну, гад белобрысый, — ворчал он себе под нос, настраиваясь на портал столичной лечебницы, — если ты расхерачил-таки дверь, то я тебе искренне не завидую…
Уилл встречал его на выходе, непривычно растрёпанный и тоже одетый наспех. Лицо лорда было ещё бледнее обычного, а его эмоции — раздражение, досада, злость, усталость — неприятно холодили кожу вместе со шквалом осеннего ветра.
— Что случилось? Пиздец дорвался до вожделенной дверки? Ну я ему…
— Дорвался, — сумрачно поведал он, пригладив растрёпанные светлые волосы. Костяшки на его руке были сбиты и алели свежей кровью, словно блистательный и манерный лорд-менталист только что кому-то съездил по физиономии. — Только в том не его вина.
Вся досада на «гада белобрысого» немедля испарилась, сменившись зудящим беспокойством.
— Уилл, в чём дело?
И, не дожидаясь ответа, он быстро зашагал уже знакомым маршрутом, уверенный, что Уилл поспешит следом и будет трепаться прямо на ходу.
Тот не разочаровал.
— Едва неделя минула, как это чудо выползло из леса, а какой-то ловкач уже выслал по его душу двух гильдейских убийц. Ну а что он? Угрохал и убийц, и всю сеть заклинаний. Дверь снесло начисто, стекло зачарованное тоже в хламину, сам пацан в полнейшем неадеквате. Не знаю, как ты его тогда в чувство привёл, а у меня не выходит.
В полнейшем неадеквате.
Ещё вечером Себастьян был нормальным, насколько вообще позволяло его состояние. Его сила присмирела, он даже мог её контролировать и почти признал, что никакого «монстра» в его голове нет. И взгляд его был таким ясным, что со стороны нипочём не заподозрить психа с раздвоением личности.
— Вся работа насмарку, — зло процедил Мэйр, не сбавляя шагу. — Он ранен?
Не то чтобы они с Себастьяном так уж далеко продвинулись, однако начинать с самого начала не хотелось. Это бессонница и алкоголизм Мэйру поддаются за пару-тройку сеансов, а излечить магическую нестабильность, да ещё и такую запущенную, требует немалых трудов.
— Пара порезов, ничего серьёзного… Не ной, подменыш, мы тебе оплатим все переработки.
Мэйр глубоко вдохнул. Выдохнул. Увы, не помогло.
— Да какие, на хуй, переработки?! — резко остановившись, прорычал он не своим голосом. — Вы парня чуть не угробили! Куда твои клятые гвардейцы глядели?!