— Он готов? — спросил я у Лютиэны. Она покосилась на меня и с сомнением потёрла подбородок.
— Ну, что-то совершенно точно готово. Но поручиться за то, что это именно портал, я не могу. А уж куда он ведёт…
— Вот и выясним!
— Может, всё-таки одумаетесь? — воззвала к гласу разума фея, но мой разум сильно отличался от примитивных смертных сознаний. Добрый совет прошёл мимо.
Я увернулся от жадных молний, сковал льдом новую порцию корней, в этот раз нацелившихся на арку, и смело шагнул в портал.
Меня обволокла тьма. Сначала я подумал, что отказало зрение, но быстро сообразил: тело отключилось. Я остался наедине с самим собой.
Сколько это продолжалось, выяснить мне не удалось. Но когда тело наконец очнулось и разлепило глаза, то встретила меня отнюдь не пасторальная идиллия.
Я был в каком-то подвале.
Я был прикован к ржавой трубе.
У меня во рту обосновался чей-то грязный носок.
Я был абсолютно голым.
И напротив меня стоял, скабрезно улыбаясь и хрустя пальцами, какой-то толстяк.
Глава 6
Признаюсь, такого развития событий я не ожидал.
Одинокий шарообразный светильник, свисавший с потолка, причудливым наложением полутеней придавал обстановке интимный настрой. Нагромождение ящиков отъедало пространство, сводя меня с толстяком на крохотном пятачке незанятой земли.
Мой внезапный визави такому положению дел радовался неимоверно: щербатая ухмылка говорила мне всё без слов. Источаемые им эмоции служили лишь дополнительным подтверждением.
— Как удачно… Как волшебно… — бормотал толстяк, поглаживая штаны, — Свалились с небес, чудесный подарок на день рождения. Обычно я не праздную, но тут — ох, но тут!..
Он стал расстегивать ремень, а я задумался над тем, что делать дальше.
Новизна определённо присутствовала. За мою многотысячелетнюю жизнь меня ни разу не пытались изнасиловать — иными словами, я впервые испытывал такой букет ощущений. Это чего-то да стоило.
Мелькнула мысль: а не поплыть ли по течению? Пройти через муки ради новых вершин удовольствия — это ли не подходящий путь для того, кто стремится прочувствовать все аспекты жизни смертного? Ведь, как ни крути, быть смертным означает страдать. Смерть для смертных и есть избавление от страданий, жизнь же — череда мучений, перемежаемых погоней за иллюзорным счастьем.
И тут я вспомнил, что покинуть тело эльфа пока что не в состоянии. У меня не будет второго шанса, не будет удобной лазейки — выбраться из умирающего носителя и перебраться в нового. Пусть временно (я решу эту загадку!), но неведомый закон уравнял меня со смертными.
А играть по правилам, которые нельзя переписать или отбросить, я не любил.
Носок сидел глубоко во рту. Видимо, толстяк опасался, что я могу что-нибудь намагичить. Вся виденная мной магия на Земле шла рука об руку с вербальным сопровождением.
Иными словами, похотливый козёл решил, что, связав мне руки и лишив возможности разговаривать, он обрёл надо мной абсолютную власть.
Эта ошибка будет стоить ему жизни.
Для начала я приказал воздуху в его рту отвердеть. Мне не хотелось, чтобы ублюдок привлёк внимание подельников и обернул наказание в скучнейшую резню.
Толстяк осёкся, дико завращал глазами. Его ладони перестали теребить пряжку ремня и устремились к губам. Волей я сковал его одежду. Несостоявшийся насильник затрепыхался, как пронзённая гарпуном рыбёшка, наблюдая, как носок вылетает из моего рта, а путы, должные надёжно удерживать меня, расплетаются сами собой.
Привкус у носка был премерзкий. Я отплевался — в основном слюна летела на толстяка. Он кривился, силясь хотя бы замычать, но всё, что ему оставалось — это негодующе пыхтеть. Своим пыхтением он слегка напоминал сердитого ежа.
Я прошёлся по подвалу и нашёл мою одежду, сложенную аккуратной кучкой на кривоватом стуле. Венчало этот ворох простое бронзовое колечко. Я нацепил его и вновь обрёл человеческий облик.
Покрой одежды толстяка отличался от эльфийского. Это было ожидаемо — он всё-таки был человеком, а мода у людей и эльфов никогда не совпадала. Ушастых вечно тянуло на зелёно-листовую тематику.
Следовательно, лучше разжиться одеждой у местных бандитов. Я не был уверен до конца, что это именно бандиты, но почёл за лучшее считать их именно преступниками.
Стражи закона в такой ситуации применили бы смекалку и притащили бы целый ворох пыточных инструментов. Простое изнасилование не отвечает интересам общества так, как старая добрая дыба или раскалённый прут для клеймения. И, конечно, перед пытками представители власти обычно рассказывают, в чём провинился неудачник, загремевший к ним.
Затем я заставил ботинки бандита провернуться вокруг своей оси. Результатом стал воодушевляющий хруст — ступни толстяка провернулись вместе с обувью. Отчаяние и боль жертвы обдали меня тёплой волной.
Я перешёл к пальцам рук. Хрусть-хрясь-кряк, пели кости, и я подпевал им, насвистывая музыкальный мотивчик. В какой-то миг человек перестал радовать меня. Его голова безвольно повисла — потерял сознание, паршивец!
Тут я сообразил, что перед тем как мучить толстяка, его стоило допросить. Где я, как меня поймали, куда делись мои спутники — естественные вопросы, о которых я как-то позабыл.
Пожурив себя за легкомыслие, я свернул толстяку шею. Обшарив напоследок его карманы, я вытащил второе кольцо перевоплощения. Значит, сестра неподалёку.
К счастью, у бандита нашлись подельники. Когда я выбрался из подвала, навстречу попалась парочка громил с донельзя противными харями. Они изумлённо таращились на меня, по-прежнему голого, но уже не такого ушастого, пока я не располовинил их лезвиями воздуха.
Запахло кровью.
Предсмертные муки мордоворотов опьянили не хуже выдержанного бренди. Забилось быстрее сердце, отвечая на воодушевление моей демонической сущности. Я стоял над бандитами, впитывая их увядающие эмоции, пока тела не перестали сотрясать судороги.
Я провёл по лицу. Оно было покрыто кровавыми крапинками.
В ногах появилась особенная лёгкость. Перешагнув через лужу крови, я двинулся по коридору.
Железистый запах преследовал меня по пятам.
Следующее помещение оказалось большим залом. Под потолком клубился табачный дым. В центре обосновалась пара облезлых диванов. У них пристроился стол, на котором штабелями высились початые бутылки. Меж ними лежали карты и горки фишек.
Люди были повсюду. Кто-то пил, кто-то резался в карты, кто-то листал журнал, на обложке которого умастилась полуголая улыбчивая девица.
Когда я вошёл, наступила тишина. Удивление, недоумение, растерянность, страх и злость — универсальный коктейль, который испытывают люди, когда видят нагого сородича, покрытого кровью. Я улыбнулся им и раскинул руки, приветствуя идущих на смерть.
Комнату заполонили голоса. Первым закричал картёжник, в которого прилетела оторванная голова соседа. Закричал неожиданно тонко, почти по-женски.
Сладостное ощущение вседозволенности охватило меня. О, они пытались сопротивляться — эти жалкие букашки, посмевшие встать на моём пути! Одни бросались на меня с ножами. Другие вытащили затасканные миниатюрные арбалеты.
Их всех ждала одна участь — послужить моим развлечением. И они справились с этой ролью.
Периодически в зал вбегали новые жертвы — вероятно, привлечённые шумом. Их стремление к гибели позабавило меня, и я засмеялся, увернувшись от очередного медленного удара. Перехватил занесённую надо мной руку и сломал её, отчего бандит завопил. У людей такие хрупкие кости! С гномами такой фокус ни за что не прошёл бы.
Иногда кто-то одумывался и давал дёру. Таких я отлавливал и старался подарить им особенную агонию. Сперва ломал колени, а затем танцевал на их телах под аккомпанемент криков и проминавшихся рёбер.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Когда поблизости не осталось живых, я остановился.
Дыхание сбилось, блаженство разливалось по венам жгучим зельем. Голова пухла от восторга. Ещё, ещё, ещё, требовала демоническая суть. Ещё эмоций, ещё лакомства, щедро разбрызгиваемого смертными!