У них просто отсутствует необходимый багаж прожитых миллениумов.
М?.. Это по моей вине всё сложилось так, как сложилось?
Вообще-то, я спас мир. Если бы не я, Ольга бы притащила к алтарю Ладу и, залив камень кровью, обратила бы Землю в выжженную пустыню или что похлеще. И никакого Иешуа бы при этом не воскресила.
Игры с прошлым никогда не заканчиваются хорошо.
Так что я с полным на то правом мог гордиться тем, что остановил цепную реакцию, случившуюся, когда кровь бога и его мысль соприкоснулись.
Возможно, если бы я знал побольше об ангелах…
К счастью, увлечение сослагательным наклонением и самоедство не входило в число моих пороков. Последнее, правда, не совсем верно — я же откусил куски своей сущности, поражённые божественным влиянием. Так что здесь самоедство — это метафора, заменяющая рефлексию. Сравнение? Эвфемизм?
Темнота вдруг побледнела, предвещая пробуждение.
Как вовремя! Не хватало ещё заблудиться в языковых дебрях.
К прогулкам в литературных лесах я приобрёл стойкое неприятие, когда вляпался в одну хитрую ловушку, которой маг защищал содержимое своего фолианта. Я был молод и глуп, но это меня ни капли не оправдывает.
Из той западни я выбирался целых шесть лет.
А впрочем, пора прекратить пустые рассуждения и вернуться в реальный мир.
Встретил он меня душной, пыльной тяжестью на груди. Я немедленно закашлялся и с наслаждением убедился, что ещё остались горло, чтобы кашлять, грудь, где болели лёгкие, и трахея, которую словно наждачкой поскребли.
Простая и понятная радость — тело, которое не развалилось на куски.
Жаль, что на этом приятные новости заканчивались. Я был слаб, так слаб, что с трудом сумел откинуть придавившее меня одеяло. Частично это объяснялось тем, что одеяло было монструозным. Пушистое, слепленное из кучи слоёв, кровавое-красное с золотой вышивкой, оно мешало нормально дышать.
На попытку сбросить его волей отозвался светлый паразит, поселившийся в боку. Наградил вспышкой чудовищной боли, от которой позвоночник выгнулся дугой, а на губах запузырилась слюна вперемешку с кровью.
Эта тварь била не только по демонической сущности! Она наказывала и тело. Честно говоря, с таким я столкнулся впервые.
От слабости и мучительной боли закружилась голова. Я откинулся на обвитое бахромой стадо подушек, прибившееся к изголовью. Вязаные кисточки немедленно полезли в нос, отчего я принялся отчаянно чихать. Чихание же пробудило новую волну мучений в теле, и ком этот нарастал с ужасающей скоростью.
Запоздало проснулся желудок, который свело от голода.
Наверное, я бы так и умер от болевого шока, если бы не скинул все телесные страсти на Нани. Стало куда легче.
А вот то, что на ближайшее время об использовании воли можно было смело забыть, явилось неприятным сюрпризом. Лишь сейчас я в полной мере оценил масштаб того, как сильно пережитое изувечило мою сущность.
Оценил и то, как близко приблизился к возможностям обычного смертного. Непривычный холодок коснулся внутренностей.
Страх? Или предвкушение новых переживаний?
Помещение, где я проснулся, явно обустраивал какой-то извращенец. Вся мебель в нём была кричащих алых и жёлтых расцветок. На ножках неуклюжих столов вспухали бесчисленные золотые нашлёпки, спинки стульев были резные, вычурные, невероятно безвкусные. Вот правильное слово — безвкусица, аляповатая и жгучая.
Стены покрывала багровая парча, а картины на них непременно обрамляли уродливые золотые рамы. С картинами за место соперничали гобелены, массивные, тяжеловесные, давящие. Даже хрустальная люстра подхватила кровавый оттенок.
Вдоль стен выстроились пунцовые комоды с золотыми ручками.
Отчего-то слабо пахло дымом.
С третьей попытки я спихнул одеяло и откинул балдахин, мешавший увидеть комнату целиком.
В лучшую сторону она не изменилась. Окна тоже не принесли ожидаемого облегчения. Вечерело, и в них рвался закат, лил на паркет лужи красного и рыжего света.
По крайней мере, я приметил двери. Громадные, сделанные из тёмного дерева — в нынешнем состоянии трудновато будет сдвинуть их створки.
Но упорства мне не занимать.
Если бы я вечно полагался на смертных в вопросах выживания, то не протянул бы так долго. Они не могли спастись от старости, куда им защищать меня!
С невероятным усилием я поднялся, встал голыми пятками на прохладный пол. Оглядел руки и с удовлетворением заключил, что кончики пальцев мне восстановили. Не хотелось бы сверкать голой костью.
Одежды на тушке не обнаружилось, даже исподнего. Это воодушевило. Я так и не смог до конца смириться с прикосновением ткани к коже, в лучшем случае загонял недовольство вглубь сознания.