— Я уж думала, вы не догадаетесь! Знаете, какие толстые тут стены? Почти ничего не слышно, даже если вжаться ухом! — пожаловалась она и показала упомянутое ухо, испачканное в пыли.
— Как ты узнал, что она там? Вы разве установили связь? — спросила Лютиэна.
Не говорить же ей, что я ощутил нетерпение и негодование, злым потоком прошибавшие кирпичи? Я пожал плечами.
— Потрясающая интуиция, помноженная на недюжинный ум. К слову, хотя бы малую связь установить давно пора.
— Можно сразу великую, — оскалилась Дженни, — Ради такого я даже готова потерпеть пару молний.
Она скрестила руки на груди и отвернулась, рассерженно хмыкнув.
— По-твоему, я забыла, как ты говорил, что из меня нужно сделать щит?
— Но ты и впрямь не пострадала, в отличие от остальных, — заметила сестра.
Пикси уставилась на неё с выражением крайней досады.
— И ты, Лютиэна…
— Малая связь, — прервал я пустую болтовню. Хлопнул в ладоши, — Ты всё-таки подтвердила свою полезность. Возможность отыскать друг друга и позвать на выручку явно не будет лишней.
Фея нахмурилась.
— Подтвердила полезность… Обходительности тебе не занимать. Нет, ни в коем случае не занимать, а то растратишь её, как растратил свою. Извинись передо мной. Встань на колени, и я подумаю.
— Ты мой фамилиар, — напомнил я, а Лютиэна добавила:
— Перестань дурачиться. У нас на хвосте инквизиция. К этому моменту они могли вычислить, где мы находимся. Если мы останемся тут, ожидая, пока враги наберутся храбрости, чтобы полезть к Аркарису, конец будет предсказуем.
Пикси ещё немного повыделывалась, но всё же уступила. Я поставил поднос на пол и встал. Фея замерла у моего лица, внимательно изучая своё отражение в моих глазах. Затем, кивнув неведомым мыслям, она укусила своё запястье — глубоко, до крови, крошечные струйки которой побежали по предплечью, закапали на ковёр.
В который раз я убедился, что самая большая угроза для пикси — это они сами.
— Помочь? — ухмыльнулась Дженни и, не дожидаясь разрешения, подлетела к моей ладони. Вцепилась в неё. Тотчас на коже вспухла капля крови. Я собрал её, стараясь не размазать, и промочил ей губы. В свою очередь Дженни завершила приготовления со своей стороны — и порхала передо мной, как маленький злой калибри, как юркая угроза, как обещание неприятностей.
Разметавшиеся кудри и влажные от крови губы придавали Дженни облик дикого, неприрученного существа. Создавать с ней пусть даже малую связь сразу показалось поспешной идеей, но я не привык отступать на полпути.
Я перехватил взгляд серых глаз Дженни — в них плескалось штормовое море, подпираемое свинцовыми небесами. Что и говорить, она тоже не робкого десятка.
Мы вдохнули и, почувствовав, как нас оплетает тонкая нить, пришедшая на обоюдное желание, одновременно сказали:
— Одна кровь, один путь, один конец.
Это была не магия — по крайней мере, не магия в том смысле, что подразумевался на Мундосе или Земле. В понятных смертным терминах это можно описать как договор с призывом в свидетели самого бытия.
Дженни подлетела ближе; я подался вперёд. Наши губы соприкоснулись в комическом поцелуе — таковым он выглядел со стороны. Как-никак сказывалась разница в размерах.
Меня пробрала знакомая по прошлому дрожь, промчалась от коленей к горлу, взорвалась ледяным жаром в черепе.
На грани восприятия, по соседству с плачущим Нани, возник новый гость — тёплый, живой комочек. От него тянулось чувство родства к Дженни; теперь и с закрытыми глазами я ощущал её, как далёкую часть себя, мог найти её и, если поднапрячься, распознать, что она чувствует, будь она хоть в нескольких километрах.
Свои же эмоции я надёжно экранировал от неё, едва ритуал завершился. На это Дженни показала язык, облизнулась и улетела к балдахину, чтобы слепить из ткани подобие гамака.
Эльфийское тело постепенно наполнялось, становясь чем-то вроде дома призрения. Или, если сподобиться на низкую аналогию, анекдота: собрались как-то демон, ангел, Ткач и пикси в эльфе…
Накатила слабость, и Лютиэна придержала меня за локоть. Сочувственно приобняла и сказала:
— В таком виде ты не то что до терминала не доберёшься, ты из комнаты выйти не сможешь. Надо тебя подзарядить.
— Стоило сделать это пораньше. Я едва ложку держал.
— Зато неплохо ею кидался, — отметила она, безжалостно хватаясь за основание моей шеи, — Любой поступок имеет свою цену. Если тебя вечно опекать, не давая прочувствовать последствия авантюр, так и будешь бросаться в пекло.
Ответить я не успел. Лютиэна затянула полупеснь-полузаклятье. Её горячий шёпот принёс облегчение ноющим мышцам, потушил внутренний жар, пожиравший внутренности, и погасил вездесущую боль. С груди будто булыжник убрали, и впервые за долгое время я вздохнул свободно.
Нет, её лечение не исцелило меня окончательно, но оно убрало досадные симптомы. К сожалению, это была наименьшая из проблем. Демоническая сущность всё так же страдала, и её страдания нельзя было погасить обычным заклятьем.
Сестра пошатнулась. Роли сменились; я обнаружил, что не даю ей упасть. Лютиэна побледнела, под глазами залегли тени.
Любой поступок имеет свою цену.
Не удержавшись, я поцеловал вещь в щёку, вознаграждая за заботу, посадил в кресло, в котором ранее растекался сам. Эльфийка пробовала возражать, но ей явно следовало немного отдохнуть. Моё же внимание привлекла бумажка, опасливо приткнувшаяся к ножке кресла. За всеми нашлёпками и завитушками она надёжно скрывалась от беглого взгляда со стороны.
Похоже, отцовская. Будет забавно, если это какой-то сверхважный проект или секретная записка, содержания которой непосвящённый не должен увидеть ни при каких обстоятельствах.
Конечно, я прочёл содержимое бумажки, которое писала прыгающая, поспешная рука.
На лицо сама собой наползла улыбка.
Связной в баре «Под знаком незаконнорождённых», позывной Сирин, будь осторожен, проследи, чтобы не было хвоста, должен рассказать о проекте и новостях, рассчитываю на тебя, береги сестру и будь умным. С любовью, папа.
Пароль при встрече: дуб — дерево, роза — цветок, олень — животное, воробей — птица, Земля — наша планета. Отзыв: смерть неизбежна.
P. S. Матери лучше не говорить.
Буквы в некоторых местах безнадёжно наложились, кое-где лист пятнали кляксы. За постскриптумом шёл неровный ряд чисел, в котором после некоторого раздумья я признал даты и время — видимо, ближайшие рандеву со шпионом.
А ведь я не чувствовал, чтобы Финголфин хитрил или замышлял что-нибудь эдакое. Он был искренним простофилей, в котором прятался умный политик. Интересно, в какой момент он решил подбросить задание? Уж не с самого ли начала, когда самозабвенно строчил что-то, забыв про внешний мир?
Сестру моя находка обеспокоила. Она перечитала письмо несколько раз, убрала чёлку со лба и задумчиво протянула:
— Снова отец чудит.
— Звучит весело.
Она поглядела на меня как на придурка.
— Чем опаснее, тем лучше?
— Просто что-то новенькое, — честно признал я.
Как бы ни старался я разнообразить пребывание в материальном плане, всегда находилось что-то, чего я ещё не пробовал; по крайней мере, менялись декорации.
Не то чтобы я никогда не участвовал в подковёрных интригах, однако в последний раз это было так давно, что я почти позабыл их вкус. Помнил лишь, что дело было на юге Мундоса, среди песков и раскидистых пальм; что тогда на встречах предпочитали длинные задушевные разговоры за распитием чая; и что в чайниках нередко прятались секции, где ждал рокового часа быстрый яд, не оставлявший следов.
Или дело было восточнее? А впрочем, не всё ли равно…
— Поговорим об этом в Америке, — решила Лютиэна и поднялась. Бледность покинула её щёки, сменившись здоровым румянцем. Хорошо быть молодой!
Дженни вылезла из самодельного гамака и устроилась на плече эльфийки. Спросила: