Кабинка для телепортация была утилитарной стеклянной кабиной, у которой расположился терминал с кучей кнопок, инкрустированных самоцветами. Судя по тому, что до нас помещение пустовало, это был резервный зал.
Техники споро запустили машину, переругиваясь между собой, объяснять ли нежданный запуск проверкой или сбоем диагностического оборудования.
Никогда бы не подумал, что таинство магии можно так зверски изнасиловать налётом обыденности.
Изобретательность землян уступала лишь их страсти опошлять всё, до чего они могли дотянуться.
Подготовка закончилась, нас пригласили внутрь. С тихим шипением сомкнулись двери. На потолке кабины в обрамлении проводов загорелся синеватый кристалл, ему вторили десятки крошечных огней.
Воздух наполнился тихим гудением.
Нити реальности растянулись, формируя проход.
Последовала вспышка, я рефлекторно закрыл глаза — и открыл уже в другом зале. В отличие от резервной комнаты, он был большим, в нём теснились десятки кабин, подобных той, где стояли мы. На дальней стене у выхода висело огромное полотно с деревом, схематично составленным из нескольких ромбов. Отчётливо выделялись три ветви.
Прозрачные створки разошлись в стороны, выпуская нас.
От каждой кабины тянулись красные ленты, поддерживаемые столбами. Они образовывали коридоры, которые вели к будкам.
Первым делом в глаза бросилось то, что по манхэттенскому терминалу спокойно разгуливали Ат’Эде.
Вторым — презрительный оскал гоблина, сидевшего в предназначенной для нас будке.
— Кто такие? Цель визита? Почему кривой проход? Дворяне среди вас есть? Вижу, шо нет. Ну, живее, людиш-ш-шки, — выплюнул он гроздь вопросов, высокомерно задирая длинный острый нос.
На лацкане его пиджака пристроился жёлтый значок в виде звезды. Осознанно или неосознанно, гоблин-таможенник теребил его заскорузлыми пальцами.
Тут я сообразил, что разговаривает он на ломаном эльфийском, которого, само собой, ни Пётр, ни Кана не знали. А значит, отдуваться придётся либо мне, либо Лютиэне.
Поскольку у меня сразу возникло желание сплющить нос возомнившей о себе твари при помощи регистрационной стойки, я предпочёл оставить переговоры сестре. Уж она-то найдёт с ним общий язык.
Лютиэна подбоченилась.
— Кто дал тебе право разговаривать на языке Маат’Лаэде, животное?
— Берега попутала, шлюха? — взвился таможенник. Нажал на кнопку перед ним, — Третий пункт, гряз-з-зные терты не желают отвечать на вопрос-с-сы.
Он ухмыльнулся, обнажив пеньки зубов.
— Ща тя трахнут. А после смены я тя трахну. Поняла, терт?
Раздался выстрел, в просторном холле прозвучавший как раскат грома. Половину черепа гоблину как ветром сдуло. Сестра отпрыгнула, едва не испачкавшись в серо-красном месиве. Кто-то испуганно вскрикнул.
— Спокойнее! Волноваться не о чем, — послышался повелительный голос, говоривший на безупречном эльфийском, и на сцене появилось новое действующее лицо.
К нам шёл мужчина-эльф, одетый в чёрный военный мундир, на котором ярко выделялись серебряные пуговицы. На сгибе левого локтя он нёс фуражку. На её тулье расправила крылья сова, а ниже, на околыше, скалился череп.
В правой руке эльф держал пистолет, который на ходу убирал в кобуру.
— Прошу извинить за накладку. Ваш облик смутил секта, и он допустил вольности в ваш адрес, — Эльф обезоруживающе улыбнулся. В глубине голубых глаз блеснула смешинка, — Надеюсь, его невежество не повлияет на первое впечатление. Давайте начнём с самого начала. От лица Триумвирата и составляющих его Домов я, Ардовен эт’Иильубер, приветствую вас в вольном городе Манхэттене, Атананиэль и Лютиэна эт'Мениуа.
И он артистично взмахнул фуражкой. Левый рукав его мундира обвивала тёмно-зелёная повязка, на которой виднелся тот же символ, что на стене — белоснежное древо, собранное из ромбов.
Глава 5
— На мой взгляд, черепной символизм — это всё-таки перебор, — заметил я, отступив от стойки. У неё начинала собираться лужа крови и мозгов.
— Если разумный не внемлет гласу мудрости, — сказал Ардовен, мягко постучав по сове на фуражке, — тогда он заслуживает смерти, чтобы не портить жизнь остальным. Особенно если остальные — это праймы. Простая логика, не правда ли?
Череп молча скалился, соглашаясь с доводами. На его месте я бы так не спешил. Многие империи посыпались из-за того, что выбирали своей символикой понятия, слишком близкие к тому, что тогда считалось злым. Это позволяло объединяться не против абстрактного врага, но против пособника Абсолютного Зла. Священные походы всегда собирали уйму народу.
Хотя бы потому, что каждый, кто шёл в священный поход, знал, что его не будут останавливать, если он переусердствует с насаждением добра. И с грабежом, разумеется.
Ведь злодеи не заслуживали пощады.
Как ни крути, а я знал мало цивилизаций, где изображения костей считались чем-то хорошим. Конечно, существовали общества, где совершенно нормальным считалось выкопать труп своего почившего родственника, чтобы отметить с ним праздник. Однако это всё же исключения из правила.
Обычно заигрывать с атрибутикой смерти не торопились. К тому же мне всегда казалось это пошловатым. Жизнь смертных и без того коротка, чтобы напоминать о её бренности.
В общем и целом подход Триумвирата к организации жизненного пространства мне не понравился. Хотя не оценить красочности расправы я не мог.
К будке подскочили два человека, ухватили труп гоблина и потащили к открытой двери служебного помещения. Ардовен покачал головой, разглядывая тянувшийся кровавый след.
— Натопчут же, — осудил он и нахлобучил фуражку на светлые, практически выцветшие волосы.
Я стянул кольцо перевоплощения; так же поступила Лютиэна.
С инкогнито у нас не заладилось — как, впрочем, и в прошлый раз.
Посетители терминала потеряли к происходящему интерес. Лишь, проходя мимо эльфа и нас, уважительно кланялись. На Петра и Кану, глубоко шокированных увиденным, никто особого внимания не обращал.
Впитав бурлившие в инструментах эмоции, я ощутил прилив благодушия. В эффектности методам Триумвирата не отказать, как и в способности обставить появление с размахом.
И всё же — черепа…
— Вот это правильно, — одобрил Ардовен, увидев наши истинные обличья, — теперь вас не будут путать с тертами. Уверяю, у нас мирный город, но чего совершенно точно не стоит спускать никому, так это оскорбления праймов. Чего стоит общество без простой и понятной иерархии?
— Нас не посвящали в подробности вашего… обустройства, — сказала Лютиэна.
— Ох… это извечное замалчивание Пелены! В таком случае я буду рад подвезти вас до квартиры вашей тётушки и ответить на все вопросы. Но прошу простить мои манеры, — спохватился эльф и перешёл на русский, звучавший в его исполнении таким же лощёным, каким казался облик эльфа.
Наш новый знакомый представился Петру и Кане.
— Вам понадобится инсигния, чтобы вас не путали с тертами, Пётр и Кана Белавины.
Наверное, все боги Земли вместе взятые не смогли бы объяснить, откуда у Каны взялась смелость поправить эльфа, который только что пристрелил Ат’Эде за скандал при регистрации.
— Но я не…
Взгляд Ардовена мгновенно заледенел, и бедняжка подавилась на полуслове. Мгновение эльф рассматривал её, как насекомое, которое случайно раздавил ботинком и теперь прикидывал, как бы отскрести от подошвы. Потом улыбнулся — и презрение исчезло, будто роса к полудню.
Он щёлкнул пальцами, и к нему подскочил гоблин, похожий на убитого, как брат-близнец. Я бы не удивился, если бы он и оказался братом. И не удивился бы, если бы он забыл имя своего двойника, как только внутренний мир того стал достоянием общественности.
У гоблинов не считалось нужным помнить умерших родственников.