— Ты ведь Вагарда? — вдруг спросил он, и я удивленно уставилась на него, — имена я запоминаю плохо, — виновато улыбнулся остроухий и, не дожидаясь разрешения, уселся рядом на бревно.
— Правильно, незачем запоминать всякую недостойную чернь, — съехидничала я, подбросив в костер веток.
Пламя разгорелось сильнее, эльф не спешил продолжать разговор, но и не уходил. В теплом огне его белые волосы, казалось, тоже полыхали, окрасившись от пламени в оранжево-красный. Я с любопытством осматривала собеседника, пусть и немного тощего, слишком эльфийского, но без всяких слов, красивого молодого мужчину.
— Ты не относишься к недостойным, — всё же решил ответить принц.
— Надо же, какая честь, — хмыкнула я, пододвинув к огню застывшие ноги, ночью брался лёгкий морозец.
— Сколько тебе было, когда тебя продали? — неожиданно спросил эльф, пренебрегая всякими правилами приличия.
— Отстань, принц, такое не рассказывают, — огрызнулась я, сунув в костер ещё дров.
Нарониэль поднял на меня взгляд, изучающе высматривая что-то в моем лице, я невозмутимо смотрела в серые глаза и, не выдержав этих детских глазёнок, спросила:
— Ну что таращишься, на шрамы смотришь? Уродливые, правда?
— Немного, — честно согласился принц, — но всё-таки ты хорошенькая, — вдруг выдал он, и я недовольно хмыкнула такой очевидной лести. — Нет, правда, у тебя глаза янтарно-желтые, как у моего грифона.
— То есть ты меня с тварью сравнил? — засмеялась я.
— Грифоны не просто твари, они очень умные. И красивые, — возразил остроухий, должно быть по-эльфийски делать такие странные комплименты и правда было нормально. — Не понимаю, почему ты отказываешься сводить шрамы. Сабат тебя за пару дней поправит, — зевнул эльф.
— Шрамы — это напоминания, иногда от воспоминаний не следует избавляться, — ответила я, и Нарон вновь посмотрел на меня.
— Что-то подсказывает мне, что это не самые хорошие воспоминания, — саркастично ответил он.
— Именно поэтому чтобы их исцелить, сначала надо омыть кровью.
— Кровожадный вы народец, — констатировал Нарон, и я пожала плечами.
— Но разве ты не хочешь убить своего брата, что прогнал тебя со Светлого леса? — спросила я с улыбкой, и эльф растерялся, — То-то же. Все внутри такие же, как мы. Просто кроме нас и орков остальные привыкли этого стыдиться. Но ведь что плохого, чтобы злиться на того, кто обидел тебя? Что плохого в том, чтобы отплатить гаду тем же?
— А ты не пробовала прощать? — встрепенулся мой праведный собеседник.
— Прощать удел слабых, — ответила я, взглянув в глаза Нарона, что так возмутился моим откровением. — А сильные должны наказывать, иначе зло разрастется.
Повисла пауза, мы больше не разговаривали, размышляя каждый о своем. Я думала, как бы нам добыть лошадей завтра, до того, как ступить в Гурию, где с лошадьми точно будет проблема, а принц просто выглядел сонным и уставшим:
— Он не только прогнал меня, он убил моего отца, — нарушил тишину Нарониэль.
Я взглянула на остроухого, всё-таки он был грустным больше, чем просто уставшим. Такое настроение часто бывало у новичков-азагуров, которые попадали в гвардию. Растерянные, напуганные, они обычно сидели в углах казармы и еще на что-то надеялись. На что-то вроде того, что все это скоро закончится. Но это не заканчивалось, ничто плохое не заканчивается само по себе.
Осмотрела принца, всё же ощутив сочувствие. Поднялась на ноги, вынула меч и вонзила в землю прямо у его ног. Эльф удивленно взглянул на меня, я подошла со спины и взяв его руки, крепко сжала ими холодную рукоять:
— Так возьми меч и отруби уроду голову, — прошептала я, склонившись над ухом.
Эта фраза всегда срабатывала не хуже заклинаний.
[1]Векша — она же белка обыкновенная.
ГЛАВА 10. ТЕЛЛИАРОН. БЕЗДОННЫЕ БОЛОТА
Едва солнце коснулось макушек деревьев, что черными столбами усыпали место ночного пожара, гоблины молчаливой процессией потянулись прочь с горы. Не проронив ни слова, они мягко обходили препятствия, словно ручей, стекая к подножию. Лишь по коричневым кошачьим глазам можно было понять: они не расстроены, а очень и очень злы.
Как только последний гоблин покинул гору, я приказал подниматься. Сменив курс, приказал двигаться вместо границ земель сморщеннолицых и лежащим за ними Амуттгату, сразу к Бездонным болотам. Не стоило сомневаться — следующую ночь в Зарнахе мы не переживем.