Народ юго-восточных лесов постоянно отбивал нападки тварей, что лезли через Трольи горы и прямиком по Пескам Тайрима, потому тело матери было крепким, а рука слишком сильной для женщины. Я никак не мог понять, как такая эльфийка могла жить с отцом, что своими нудными учениями вогнал ее в могилу раньше, чем поспешил туда сам. Это было еще одним поводом недолюбливать его породу: бледную, малокровную, слабую.
С Визаальтом мы были сводными, и как запад и восток — разными. Королева умерла, и тогда отец женился на своей давней любовнице, моей матери. Когда я вошел в замок впервые, мне было десять, только тогда закон признал меня как наследника, а не бастарда.
— Высокий Принц? — то ли спрашивает, то ли окликает нежный голос, Даландин пришла осмотреть меня самостоятельно, не доверяя никому.
Я делаю знак, что она может войти, девушка, стройная, словно молодое деревце, в нежно-голубом платье проскальзывает в дверь, я бросаю наруч, и откидываюсь на подушках, жадно наблюдая за ее воздушными движениями.
Мягкие руки, словно бабочки, едва касаются меня, синие глаза Даландин смотрят из-под пушистых ресниц, она думает, что я не замечаю, как она смотрит на мое тело сверх того, что нуждается в лечении. Повязка стягивает плечо и ребра, девчонка слегка краснеет, когда всякий раз касается моего тела, напряжение во мне рвется на волю. Хватаю за тонкую руку, до хруста сжимая в своей, розовые, словно бутоны, губки приоткрываются:
— Господин… — шепчет она, совсем не вырываясь, и наши губы сливаются в поцелуе.
Платье падает, обнажая такие же розовые, как губки, соски, я впиваюсь в них в долгом поцелуе. Даландин сладко стонет от каждого моего касания, трепещет, поддается навстречу толчкам. Мягкие белые волосы рассыпаются в моих руках, бархатная кожа скользит под грубыми пальцами, девушка замирает, вслушиваясь в прикосновения. Напряжение сдавливает меня почти до боли, вырываясь наслаждением, Даландин прижимается ко мне, тело ее дрожит от возбуждения, она осыпает мою грудь поцелуями.
Улыбаюсь, наблюдая, как она надевает платье, как омывает лицо холодной водой, чтобы скрыть румянец, как смотрит на меня, вновь краснея.
— Приходи сегодня ночью в мои покои, — предложил я.
— Да, Теллиарон, — опустив глаза, соглашается Даландин.
— Для тебя Телль, — поправил я.
— Телль, я приду, когда скажете, — и мягкие губы касаются меня на прощанье.
[1]Вэмбрейс— часть латного наруча, защита предплечья и верхней части руки.
ГЛАВА 3. ВАГАРДА, АСЕСТИМ. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
Возница поднял на меня осоловелый взгляд, в трактире нестерпимо воняло, хотелось выскочить на улицу поскорее или хотя бы открыть окно. Но в местечковом питейном не сильно следили за чистотой воздуха, ладонь коснулась чего-то липкого, я отдернула руку от стола; да и за чистотой вообще.
— Чего пристала, отвали, — едва ворочая языком, возмутился мужчина, — уродина… — последнее слово повисло в воздухе, не успев прозвучать, мой кулак тут же впечатался в небритую рожу.
— Эй, он мне еще не заплатил! — орал хозяин заведения, пока я вытаскивала пьянчугу из-за стола.
Толстяк, запыхавшись, подбежал и протянул руку:
— Полтора сарта, — потребовал трактирщик.
— Он что, драгоценности жрал? — возмутилась я.
— Полтора. Сарта. — Медленно повторил мужчина, преградив мне дорогу.
Возница был в отключке. Бросив тушу на стол, залезла в его карман и выудила оттуда горстку мелочи. Хозяин моментально пересчитал монеты и вновь протянул руку. Ситуация становилась неприятной: если я не заплачу, он позовет гвардейцев, они непременно спросят, что с возницей. Эти расспросы и выяснения затянутся не на один день, а мне сегодня же надо в столицу, в Асестим. Хорошо, что на толстом, как сарделька, пальце служителя королевской конюшни нашлось кольцо. Треснутый камень и медная оправа смутили трактирщика:
— Это на сарт не тянет, — упер он руки в бока.
— Можешь ему врезать на остальные сартины, — предложила я, кивнув на возницу.
Хозяин заведения взглянул на храпящее тело, но отказался. Осмотрев эмблему столичной гвардии на моем плече, он ушёл, приняв медный перстень.