«И безжалостен с теми, кто идет против вас», — закончил фразу Джеймс про себя. Но ему-то нечего бояться. В его планы не входит предавать первого магистра. Зачем ему это? Ведь тот добр к нему.
Валум привел его в глухой переулок. Не считая двери неприметного с виду особняка, здесь ничего не было.
— Где мы? — Джеймс оглянулся.
— Приглашаю тебя в гости. Это мой второй дом. Хотя мне порой хочется, чтобы он был первым и единственным.
Магистр постучал, открыла служанка. Она впустила их без слов и тот час скрылась.
Все ставни в доме были распахнуты настежь, отчего солнечные лучи пронизывали каждый сантиметр комнат. В их свете отчетливо виднелся танец пылинок. В воздухе витал запах терпкого знойного утра — немного цветочного аромата, нотка пота, уставших от работы слуг, и капля горькой смолы, источаемой деревянной мебелью.
В гостиной ждал накрытый стол. Их визит не был неожиданностью. В центре стола на блюде лежали яблоки, чей красный цвет напомнил Джеймсу огонь в кузнице. Валума яблоки не привлекли, он взял пустую тарелку, наполнил ее жареным мясом и занял место по главе стола, жестом пригласив гостя сесть по правую руку от него.
Джеймс отказался от угощения. В доме было слишком жарко, чтобы думать о еде. Занавеси из газовой ткани покачивались от ветра, но его дуновения не достигали стола. Лоб Джеймса покрылся испариной, и он все чаще вытирал его рукавом.
Его быстро разморило от зноя и духоты. Он вполуха слушал рассуждения Валума о том, как нелегко в наше время вести государственные дела. Погруженный монологом первого магистра в дрему, он пропустил момент, когда в комнате появился третий. Шорох ткани привел Джеймса в чувства. Он вскочил на ноги, приветствуя новое лицо.
В дверях гостиной стояла женщина. Джеймс привык к грубой внешности деревенских девушек, к их дородным телам, жестким черным волосам и обветренной на морозе коже. Слабые, тонкокостные женщины не выживали в условиях севера. Те девушки-служанки, которые входили в круг его общения в столице, мало отличались от северянок. Они много и тяжело работали изо дня в день, и труд оставил на них отпечаток. Но та, что стояла перед ним сейчас, не держала в руках ничего тяжелее шелкового платка. Она была немолода, но это не мешало ей быть прекраснее всех женщин, которых Джеймс когда-либо видел. Волосы цвета ростков пшеницы обрамляли овальное лицо. Глаза сияли подобно двум солнцам, а кожа имела легкий тыквенный оттенок то ли от загара, то ли сама по себе.
— Виорика, — первый магистр протянул руку к женщине, — подойди.
Ступая легко, точно ноги не касались пола, она приблизилась к Валуму и вложила ладонь, затянутую в перчатку без пальцев, в его руку. Держалась она с достоинством истиной леди. Наверное, была знатных кровей.
— Познакомься, Джеймс, с моей неофициальной женой. Многие интересуются, почему я все никак не женюсь. Столице нужен наследник. Иногда я всерьез задумываюсь над этим, но лишь до тех пор, пока не прихожу сюда. Стоит посмотреть в ее глаза и сомнения исчезают сами собой.
Женщина улыбнулась. Она устроилась на подлокотнике кресла Валума и просидела там всю трапезу.
— Вы ничего не ели, госпожа. Должно быть, мы вас утомили, — сказал Джеймс, когда Валум отошел ополоснуть руки от жирного мяса.
— Эта пища не по мне, — покачала она головой.
— Неужели, Джеймс, ты никогда не слышал про гелиосов? — спросил, услышав их разговор, Валум.
— Это те, кто живет на юге. Но я с севера и слабо представляю, какие они из себя.
— Тогда смотри внимательно, потому что я — гелиоска.
Джеймс слышал рассказы о жителях юга. Об их силе, красоте, уме. В рассказах также упоминалось, что гелиосы амбициозны и властны. Пятьсот лет люди жили под их гнетом, пока, наконец, не сбросили иго. Правда находились те, кто осмеливался говорить, что под властью гелиосов жизнь была лучше. Но кто их слушал?
И вот он лицом к лицу стоял с гелиоской, но враждебности от нее не чувствовал. Возможно, дело в конкретной женщине. Она не походила на завоевателя. Слишком утонченная натура. Наверняка даже слугами управляет просьбами, а не приказами.
— Он мне не верит, — Виорика рассмеялась приятным грудным смехом.
— Не суди его строго, дорогая, — сказал Валум. — Он так мало знает.
Они покинули дом Виорики ближе к закату. Все это время Джеймс провел с Валумом и его дамой. Мужчины сидели в тени, а Виорика грелась на солнце, подставив лицо его лучам. Джеймс выразил опасение, что она обгорит. Ее кожа казалась такой нежной. Солнечные лучи могли нанести ей непоправимый вред. В ответ на его замечание женщина рассмеялась во второй раз. «Гелиосы способны войти в открытый огонь и не погибнуть», — пояснил Валум. — «Как ты нечувствителен к холоду, так они не чувствительны к жару, а их глаза к яркому свету».