— Какая удивительная у тебя птица, Асани. Ты знаешь, как она называется?
— Золотая соловка, — чуть не плача от счастья, пролепетала Асани, — я именно ее звала, я знала, что она придет, мы с ней так подходим друг другу… Спой, — она подняла птицу повыше и птица запела, офигенно запела, с соловьиными переливами и звонкостью весеннего ручья. Папа посмотрел на часы и мягко сказал:
— Очень красиво, Асани. Она теперь будет петь тебе каждый день, а у нас остался еще один Призыв, скоро солнце сядет, мы должны поторопиться.
— Да, я понимаю, — пролепетала Асани в микрофон, — я желаю Улли наконец призвать себе фамильяра, она так старается каждый раз, должно же у нее наконец получиться.
Площадь молчала, соседи стали поворачиваться в мою сторону, я смотрела на Асани и испытывала большое желание ей врезать микрофоном, ужасно неприличное для эльфа желание. Ее птица поймала мой взгляд, сфальшивила, икнула и заткнулась, я ее тоже узнала — это она пила тогда из моей единорожьей поилки, птицы пересекали овраг легко, им не нужно было туда спускаться.
Папа взял Асани под локоть, забрал микрофон и подтолкнул к ступенькам, она пошла вниз, громко шепча своей птице, как сильно она за меня переживает, и как я расстроюсь, если у меня опять не получится, и как все будут меня жалеть. Папа посмотрел на меня, ободряюще улыбнулся и изобразил приглашающий жест, я напоследок глянула на куратора, незаметно тронув его руку кончиком пальца, и пошла к ступенькам, толпа расступалась передо мной молча и пряча глаза, всем было стыдно из-за слов Асани, и еще больше было стыдно из-за того, что они были с ней немного согласны.
— Как настрой, Улли? — бодро спросил папа, я была ему благодарна за то, что он не стал устраивать мне такой же допрос, как и всем малолеткам.
— Боевой, — улыбнулась я.
— Ого! У тебя хорошее предчувствие?
— Да. Я его видела, и говорила с ним, он обещал прийти, — неожиданно даже для себя заявила я, площадь заволновалась, я видела ироничные улыбочки, но от этого распалялась только сильнее, — он обещал, значит он придет! И я буду на нем ездить.
По площади прокатился вздох и улыбочки, я надулась и сжала кулаки — ничего-ничего, вот он придет, и вы все увидите!
— Ну давай, удачи, — папа отложил микрофон, протянул мне Посох Призыва, я сжала его, ощущая его силу, подобную бесконечной корневой системе леса, уходящей далеко за горизонт, кивнула музыкантам. Дирижер показал мне большой палец и улыбнулся — я внесла в его жизнь разнообразие, заказав не любовную балладу, а эпичную дорожную песню, призывающую эльфов поднимать паруса и мчаться за горизонт, рассекая ураганы. Заиграла музыка, я закрыла глаза, погружаясь в контакт с Посохом, и запела сразу во всю силу — меня не зря постоянно затыкали, голосище у меня был такой, что на весь город слышно, поэтому я редко пела, эльфы не выдерживали.
Песня была длинная, в пять куплетов и шесть припевов, я спела ее всю. Музыканты замолчали, я открыла глаза, над площадью повисла такая пронзительная тишина, что я слышала шорох, с которым посох в моих руках царапнул деревянный пол сцены. Эльфы опускали глаза, ко мне никто не пришел, этому никто не увился.
— Угу, — сказала сова на дальнем краю площади, я посмотрела в ту сторону, мне со сцены было далеко видно… По центральной улице шел волк.
В толпе начали раздаваться шепотки, кому-то было не видно, им стали объяснять, что по улице идет волк, здоровенный, прямо сюда, эльфы стали расступаться, освобождая длинный широкий проход к сцене. Мне хотелось плакать, но я сдерживалась изо всех сил.
И тут в дальнем конце улицы перепрыгнул через забор кто-то огромный, громко ударивший брусчатку копытами. Я ничего не видела из-за слез в глазах, быстро их вытерла, гадая, почему эльфы на площади ведут себя так неподобающе для эльфов, ахают, охают, и даже шепотом ругаются. Подняла голову от платка, медленно проводя взглядом от своих ног до дальнего края живого коридора, там волк как раз дошел до толпы и с умным видом сел с краешку, как будто его сюда пригласили, и стал смотреть туда же, куда смотрели все. Я подняла взгляд дальше и увидела его.