— О чем сейчас пишешь? — заблестела глазками я, мысленно увеличивая отпущенное мне время рядом с куратором с одного семестра до четырех лет, это было прекрасное ощущение.
Он многозначительно улыбнулся и ответил:
— О пользе волков для осушения болот.
— Ой, я тоже писала такую работу! Даже карты составляла, у нас была практика по обмену в диком лесу, мы с группой и учителем отбирали волков, следили за поголовьем оленей, делали замеры. Очень интересно.
— Здорово. А записи остались?
— Могу достать, — засияла я, — я как раз скоро собираюсь в ту школу.
— Зачем?
— Планирую там работать, меня приглашали.
Стало очень-очень тихо, папа замер с недонесенной до рта ложкой, я взяла огромный кусок копченой грудинки и с удовольствием затолкала в рот целиком, глядя маме в глаза. Она выглядела так, как будто я ее позорю, и я за это заплачу — она так думает. Ошибается.
Роман смотрел на меня так, как будто ничего не происходит, тоже взял себе кусок мяса и спросил:
— Когда планируешь начать?
Я дожевала и широко улыбнулась:
— Завтра.
— А как же Академия?
— А в Академию меня не пускают, — я улыбнулась еще шире и кивнула на папу, как будто передавая ему микрофон. Он опустил ложку и осторожно посмотрел на маму. Роман смотрел только на меня, как будто не чувствовал накаляющейся атмосферы:
— Уже поздно передумывать, у нас контракт.
— Какой контракт? Я ничего не подписывал, — напряженно сказал папа, Роман ответил так спокойно, как будто обсуждал погоду:
— Да вы здесь ни при чем, это у меня контракт, с учителем. Он оплачивает мою поездку и проживание в Верхнем Городе, весь первый семестр, а я в ответ обязуюсь сопровождать, защищать и курировать госпожу Улли-ни-эль, — он посмотрел на меня с такой довольной улыбкой, как будто ему продали меня в рабство, я тоже улыбалась, его слова лились бальзамом на душу. Посмотрела на маму с папой — и как они теперь будут выкручиваться?
— Мы решили, что Улли не поедет в Академию, — мягко сказал папа, мама кивнула — наконец-то привычная картина.
— Почему? — удивился Роман, посмотрел на меня: — Ты же вроде бы согласилась, передумала?
— Нет, "мы решили, что я туда не поеду" — это они решили, без меня. А я поеду, — изобразила серьезность я, — как только накоплю денег. А пока поработаю по первой специальности, я уже выбрала штук пятнадцать мест, посмотрим, где предложат вариант поинтереснее, и где лосику будет удобно.
Мама сверлила меня глазами так, как будто хотела убить — ах-ах, я позорю семью, намекая, что мои родители не хотят платить за мое образование. Ну или что они застряли в прошлом тысячелетии и боятся отпускать свою юную дочь в путешествие без дуэньи. Меня же может соблазнить какой-нибудь мимо пробегающий волк, какой ужас.
Волк смотрел на меня так, как будто это я его соблазняла, у меня внутри все дрожало в предвкушении катастрофы, я почти видела, как мама устраивает скандал и орет на меня прямо при Романе, давая мне повод ответить тем же, и еще сильнее укрепляя в желании уйти.
Все застыли, я потянулась за новым куском мяса, мама требовательно посмотрела на папу, он прокашлялся и сказал:
— Давайте мы не будем спешить и совершать необдуманных поступков. Мы еще раз все обсудим на семейном совете, — он со значением посмотрел на меня, я усмехнулась и отвернулась — пусть обсуждают, хорошенький "семейный совет", в котором не участвует половина семьи. Папа посмотрел на Романа: — Я напишу учителю и объясню ситуацию, я думаю, он сможет понять. Сегодняшний поезд ты уже пропустил, я закажу тебе билет на завтрашний, отвезешь письмо, скажешь, я возмещу учителю все затраты.
Моя улыбка увядала с каждым его словом — его спокойная настойчивость опять убила все мои порывы, опять, деньги решают большую часть проблем, связи решают даже то, что не могут решить деньги. Мой папа за свою тысячу лет накопил столько связей, что мне с ним не тягаться, стоит ему написать одно письмо — и мне откажут в работе, по за уши притянутым причинам, но откажут. Все, я в рабстве у собственной семьи, практически в заключении. Но это не значит, что я сдамся.
— Я, пожалуй, тоже на этом поезде поеду, — медленно кивнула я сама себе, папа мягко сказал: