Габриэл принял дар, размотал блестящие ленты, снял искристую парчу и, вынув меч из кожаных ножен, поднял перед собой. Серая с отливом серебра сталь полыхнула в сполохах закатного огня. В лезвии отразилась половина бледного бесстрастного лица с большим прозрачно-голубым глазом. Рамендил и Левеандил тихо ахнули.
Несомненно, меч был хорош — широкий, двуручный, с рукоятью из синего металла не менее шести дюймов, с круглым навершием и массивным удлиненным перекрестием. Похожий На-Эн поблескивал у Остина на бедре. Конечно, не легендарный Эттэль, отлитый из непробиваемой маэ-ро, но все же — лучше, чем ничего.
Темный эльф оценил клинок по достоинству и поклонился дарителю:
— Благодарю.
Воистину Остин был великодушен и добр. И пусть Габриэл был намного моложе, в этот миг он дал себе слово стать незримым опекуном и хранителем для светлого и душой, и телом сородича.
* * *
Зимняя тень наползла с вечно спящих гребней, закутав башни и крепости Ательстанд синим шелком, и окунула Горный приют в вечернюю тишину едва ль не с полудня. Однако, настроение у светлых сегодня было более, чем приподнято. Они собрались в главной гостиной, чтобы отпраздновать очередной эльфийский праздник. Принесли лютни и арфы, флейты и скрипки — закружились в танцах, завели высокими звонкими голосами печальные песни о былых временах.
Габриэл покачал головой и усмехнулся — у светлых каждую неделю праздник; то Ночь Звезд, то Цветочный Пир, то Начало Зимы, то Песнь Белого Заката и каждый сопровождался заунывными мелодиями и звонким хором чистых голосов. Нет, уж подобное не для него. А, впрочем, его никто не приглашал.
В камине догорали угли. Лампа на столе мигала золотом, одевая стол теплым светом. Снизу доносилась музыка оттенка холодной печали и тихий звон эльфийских куплетов, а за окном лютым холодом дышала зимняя звездная ночь. Пел свою песнь свирепый северный ветер, тревожа дрожью сонные заснеженные леса и взлохмачивая пики и ледяные возвышенности.
Габриэл подбросил полено в огонь, смерил комнату вдоль и поперек, вернулся к свету и замер, собираясь с силами. Уже несколько недель он готовил себя к испытанию. Испытанию сталью. Сердце отчаянно молило коснуться клинка и вспомнить, кем он был рожден; вспомнить, что в его жилах течет кровь великих эльфийских королей.
Дар Остина лежал в густом ворсе аллеурского ковра, отражая янтарные отблески горящих углей. Воин тенью скользнул к оружию и сел напротив, не сводя черных бездонных глаз с отсверкивающей пламя стали. Он не нарек оружие именем, не наделил искрой жизни, а значит — оставил без души. Пока его это устраивало.
Белая просторная рубаха слегка всколыхнулась, волосы ощекотали щеки — по комнате пронесся новый сквозняк. Он снял верхнюю, богато отделанную, одежду оставшись в тонком льне и черных узких брюках. На улице громко затрещало — где-то неподалеку сходил камнепад. Музыка ненадолго оборвалась, но через минуту заиграла с новым тоскливо-щемящим перезвоном.
Габриэл прикрыл глаза и потянулся к прохладной рукояти. Благодаря целебному нектару раны на его теле затягивались споро и без нагноений. Переломанная левая рука уже вовсю слушалась, ребра почти не отдавали болью, и только изуродованная правая кисть не желала обретать былую чувствительность и твердость.
Он должен испытать себя, должен! Металл, как влитой лег в неокрепшую утонченно-узкую ладонь. Сердце преисполнилось отваги — он словно впервые за много долгих лет сделал глоток свежего воздуха, взбежав на вершину прекрасного мира.
Потребовалось немало усилий, чтобы слиться с мечом, срастись с ним в единое целое, так, чтобы прочувствовать холодную сталь продолжением не только тела, но и души. Мускулы закаменели. Воин взмахнул рукой, выбросил клинок, принимая атакующую стойку, и тут же зашипел — жгучая боль уколола в ладонь, а дыхание перехватило. Кисть затрещала, как хрусталь, и белоснежные бинты потемнели, наливаясь багровыми пятнами.
Габриэл упал на колено, меч бесшумно лег в ковер. Выровнять дыхание оказалось не просто. Боль сковала все тело. Рано Габриэл, сын Бриэлона, рано; ты все еще изувеченный изгнанник — проще покорить заоблачный пики Аред Вендел и дотянуться до бездушных северных звезд, чем обрести былое могущество несокрушимого и величайшего воина темного королевства…
Обхватив перебинтованную грудь, парень уставился на кровоточащую ладонь. Отчаяние сменилось гневным желанием отомстить.
— Черт тебя забери, Брегон, — прошипел он, — Зачем ты это сделал?