— Ступай в замок, Мьямер. И ты Самаэл. До рассвета южную стену возьму на себя.
— Кто отдал приказ…
— Никто, — оборвал воин. — Идите к остальным и празднуйте.
— Так нельзя, — хмуро заметил Самаэл. — Запрещено покидать пост.
— Если вы о командире, лорд Остин не будет против, — заверил парень. — Я сам с ним объяснюсь.
Эльфы переглянулись и даже растерялись.
— Не тянет на праздник? — Бровь Габриэла поползла вверх.
— Тянет, конечно, — со вздохом признался Мьямер, бросив жадный взгляд на косые полосы света, отброшенные из окон гостиной.
— Так чего вы ждете?
— Спасибо, — расцветая, откланялся он.
Темный махнул рукой и, развернувшись к парапету, упал на него локтями. Налетел порыв ветра, колыхнул полы зимнего плаща, бросил собранные за спиной волосы на правое плечо, атласная лента взблеснула искрой. Ночь еще даже не перевалила за полночь, так что стоять на стене в одиночестве предстояло очень и очень долго.
— Господин, — Мьямер обернулся на полпути к лестнице. — Мы кое-что видели.
Габриэл повернул голову, глаза залились серебристым огнем.
— Около трех часов назад из кухни кое-кто вышел и прошел к восточной кладке. Там, еще потайной ход расположен на случай беды или бегства, помните? Так вот, этот кое-кто ушел туда и пропал. Мы решили шпион. Но через минуту к нему присоединилась неизвестная леди. Они пробыли около стены час и вернулись в замок тем же путем. Считаете, это важно?
— Видели лицо? — Шерл был предельно собран и насторожен.
— Да. Это Одэрэк, — Самаэл назвал имя из-за спины сослуживца.
— Лица женщины мы не видели, — добавил Мьямер.
Темный эльф ненадолго задумался и стальной отблеск в глазах подернулся матовым светом.
— Мы доложим Остину утром.
Габриэл покачал головой:
— Он завален заботами и делами приюта. Не беспокойте его понапрасну. Я сам все выясню. Благодарю за откровенность.
Мьямер и Самаэл поклонились и скрылись на лестнице; их ждало веселье до утра, молодого шерла — лишь ночной холод и свист ледяного ветра в снежной тишине.
На западе горел Лев. Созвездие выползло из-за крутых изломов несколько ночей назад, затмив яркостью все иные звезды. Всю зиму гордое творение небес скрывали макушки Драконовых горы, весной небо изменило угол наклона и с запада и севера поползли неизвестные доселе искры золота, янтаря и изумрудов.
Лев — символ доблести и мужества надолго приковал внимание темного эльфа, отражаясь в бездонной черноте его огромных печальных глаз.
Неожиданно Габриэлу вспомнилась старая притча из Хроники «О блуждании звезд» мудреца Палио Элдарима «Лев — предвестник ветра перемен». Она гласила: знак, сиявший раз в тысячу лет, непременно сметает прошлый миропорядок и устанавливает новый, пронеся мир через чреду испытания, боли и крови. Эльф недобро усмехнулся: все вокруг и так стремительно катилось в чертову бездну, будто наступили последние времена, и потому явления Льва его отнюдь не обрадовало.
Но, рассудил он здраво, если миру предначертано познать боль преобразования и пройти сквозь очищающее пламя, чтобы возродиться из пепла, подобно вечно живущему фениксу, ни смертные, ни бессмертные помешать этому, все одно, не в силах…
— Наскучил праздник? — Вопрос Габриэла улетел в темноту.
Минуло меньше минуты, прежде чем в круг факельного света выступил лучник с колчаном стрел и луком за спиной.
— Нет, — обманул Эллион. — Ну, может, немного, — уже честнее признал он. — Видел бы ты, как ликуют Мьямер и Самаэл. То, что ты сделал очень благородно.
— Я ничего не сделал, — пожал плечом темный, продолжая глядеть в звездное небо.
— Пусть так, — зло буркнул Эллион. Желание Габриэла казаться хуже, чем он есть и не признавать этого, с недавних пор стало сильно раздражать эбертрейльца. Интересно, все темные такие упрямые или к ним попал особенно упрямый гордец.
— Остин прислал?
— Нет. — Эллион тоже облокотился о парапет.
Небо, засыпанное крупными, как огни далеких костров, звездами в первый миг ослепило его.
— Опасаешься доверять мне стену? — Язвительно усмехнулся Габриэл.
— Опасаюсь, — хмыкнул лучник.
Парень повернул голову, бросив на него хмурый взгляд. Недоверие оскорбило его — тонкие губы чуть дрогнули, но ледяная выдержка уберегла от соблазна оскорбить Эллиона в ответ.
— Опасаюсь, — снова повторил лучник, — и за стену, и за тебя.
На этот раз взгляд стал удивленный. Эбертрейлец невозмутимо сказал: