Лекс едва унес отсюда ноги, его — Эридана с поля битвы, похоже, — унесут. И пусть! — разозлился мальчишка. Бесчувственный темный мерзавец! Эридан уже решил, что не отступит и доведет бой до конца, как бы печально он ни закончился. В ярости боя его новая душа ковалась из стали, в пекле схватки его новое тело ткалось из камня. Трус, каким он был раньше — умирал на арене. В нем зарождался дух воина.
Эридан подавил стон и встал. Тингон рассмеялся.
— Упорный сосунок.
Еще несколько болезненных уколов осыпали его тело, прежде чем эминэлэмец жестко блокировав выпад, выкрутил ему запястье и заломил за спину. Он поставил его на колени и рассмеялся:
— Готов признать поражение?
— Ни за что!
Эридан выбросил ступню, пытаясь сбить Тингона с ног, но получил удар коленом в спину. Заломленная рука, не желавшая выпускать клинок, вспыхнула, и пальцы разжались сами собой. Меч звонко упал — это было последнее, что услышал Эридан прежде, чем лишиться чувств. Недавний удар в голову, которым его «наградил» гоблин на перевале Речная Чаша не прошел бесследно — дурнота накатилась внезапно и беспощадно.
* * *
— Убили! Убили! А-а-а! — гнома Бель вопила, топая по коридору большими волосатыми ступнями. — Клянусь бородой мужа, убили! Его убили! А-а-а!
— Кого убили? — Удивлено спросил Остин, когда прачка без стука ворвалась в его кабинет, судорожно глотая воздух.
Она долго верещала, размахивала руками, трясла густыми смоляными кудрями и жиденькой бородкой, прежде чем объясниться:
— Эминэлемца убили! Того — участника поединка. Лорда Тингона! Я зашла в его комнату сменить постельное белье, а он лежит на кровати в луже крови! Глаза раскрытые! Изо рта слюна! Клянусь будущей бородой сына, его закололи! А-а-а!
— Троллева мать! — Выругался огр, входя в эльфийский покой.
Прачка не обманула — Тингона закололи столовым ножом. Красивый воин лежал на мятом покрывале с запрокинутой головой и рассыпанными по подушке темно-шоколадными волосами. В широко раскрытых глазах цвета темного меда застыли боль и неподдельное удивление — он не ожидал смертельного удара. Одна рука бессильно свесилась над краем кровати, вторая сомкнулась в кулак.
Владетель Ательстанда перевел взгляд — металлическая рукоять возвышалась над колотой раной и поблескивала резным узором в рассветных лучах. Подлых, тайных убийств в его родном приюте еще не случалось, и Остин обреченно покачал головой — дожили.
Мардред дернул большими зеленоватыми ушами и прохрипел:
— Такого не утаить, лорд Остин.
— Мы не станем скрывать правду. — Он стоял к огру той половиной лица, которую скрывала повязка, прятавшая потерянный глаз, и прочесть мысли молодого эльфа помощнику не удалось. — Бесчестить обманом свой дом не позволю. — Злился Остин на огра, хотя знал, тот ни при чем.
— Как скажите, — буркнул Мардред.
В проем втекли Хегельдер, лучник Эллион, братья Левеандил Око Бури и Рамендил Эндермеран, Люка и несколько любопытных детей.
— Выведите их, — махнул Остин.
Когда детей выставили, Хегельдер вздохнул:
— Всевидящий, это правда.
С нижних этажей слышались крики и вопли перепуганной гномы.
— Она весь приют на уши поставила, — мрачно заметил Эллион, отступая к окну.
— Что мне ей рот заткнуть? — Сердился Остин.
Из коридора прилетел гомон голосов и шелест одежд. Осыпая страшными проклятиями приют, его владельца и всех постояльцев к покоям убитого подходил валларро Одэрэк Серый Аист.
— Поздно затыкать, — поморщился Люка, отстраняясь от двери.
И вовремя — та с шумом распахнулась и в покои влетел взбешенный эльф. Его сопровождал вчерашний победитель Ортанс, слегка взъерошенный, с белесым инеем на ресницах и темно-золотых волосах.
— О, нет! О, горе! Мальчик! Мой, дорогой! Тебя убили! Безжалостно, зверски убили во сне! — По-эльфийски мягкий, с легким звоном, и одновременно отталкивающе тяжелый голос раскатился по комнате рокотом злобного грома.
Одэрэк бросился к убитому, упал на колени у кровати и медленно сомкнул меж ладоней откинутую безжизненную руку Тингона.
— Холоден, как камень. Прекрасен, как весенне утро. Как? За что? Во имя чего? Дикость. Кощунство. Твоя кровь будет отомщена. Тот, кто совершил это варварское деяние — понесет неотвратимую кару. Я клянусь, что не сомкну глаз и не возложу еды в рот, пока не добьюсь признания, от того, кто это сделал.
— У вас есть предположения? — Полюбопытствовал Остин, когда почтенный эльф выплеснулся гневом и замолчал.