Ночь текла неторопливым пением ветра. Звездное небо затянуло туманом, и луна оказалась окружена золотым светящимся ореолом. Откинув голову на камень, Люка посматривал, как светило просвечивало сквозь призрачную вуаль и медленно засыпал. Далеко-далеко звенела хрусталем северная река, под боком шумели душистые кроны ореховых чащ, по голым камням шелестели босые эльфийские ступни — в глубокой печали и тяжелом отчаянии эбертрейльцы устраивались на ночлег. Не слышалось легких журчащих голосов, не лился ручейком смех, не плелись беседы звучанием весенних ветров. Эльфы скорбели и скорбь их была необъятна и неутолима.
Дрема сморила Люку, и сквозь сон он услышал тихую и грустную, как капли холодного осеннего дождя, песню.
Ночь темна, но враг темней,
Ночь страшна, но враг страшней,
В поле одинокий воин бредет,
Под уздцы коня своего ведет.
На войну спешит братец эльф,
Наточил клинок, пригубил он эль,
Не вернутся уж в отчий дом ему,
Чует братец эльф, сгинет в том бою.
Глянул месяц — брат из-за серых туч,
Хлынул златый свет, посветлело чуть.
Братец эльф спешит на войну… войну,
Не вернутся уж в отчий дом ему…
Убаюканный мелодичным эльфийским напевом, Люка крепко уснул. Его разбудил тихий шелест двух юных голосков. А вокруг стояла ватная тишина, ни шума ветра, ни звона реки, ни стрекота цикад, — будто весь мир вымер.
— Вот бы взглянуть хоть одним глазком, как цверги отливают свой знаменитый хрусталь, — звенел первый голосок.
— Да, наверное, это интересно, — нехотя соглашался второй трелью колокольцев.
— Так, чего мы ждем? Лелевела в полумиле отсюда. Вон, даже каменные башни виднеются между деревьев. Давай, сходим туда и поглядим, что осталось от их пограничного города. Вдруг найдем там осколки хрусталя.
— Что ты с ними будешь делать? — Удивлялся второй.
— Сидя в тюрьме исчадий ночи, я слышал, как они говорили, что цельный кусок льдаррийского хрусталя ценится так же дорого, как ограненный бриллиант, — тихо прозвенел первый. — А еще они говорили, что даже за осколки такого хрусталя можно выручить хорошие деньги. Любой торговец или купец охотно его купит, а в орочьей провинции Сторм, сказали они, их иногда меняют на породистых ажинабадских кохейланов или аллеурских хадбанов и маанеги. Ну… идем?
— Не знаю, — замялся второй, звякнув холодком. — Цверги потому и забросили Лелевелу, что к городу вплотную подступила тень Черноземья. Теперь там хозяйничают ведьмы.
— Глупости, — тихо рассмеялся первый. — Вон она, друг. Ты видишь хоть одну остроконечную шляпу? Вот и я не вижу. Мы сидим у Ведьмина Вяза полночи, и еще не одна тварь не бросилась на нас с той стороны. Бояться нечего. Пойдем, пока не вернулась Белый Лебедь. Когда нам еще выпадет шанс обзавестись кусочком льдаррийского хрусталя, Брэм?
— Ну, ладно, — звонко вздохнул Брэм. — Уговорил. Пошли.
— Далеко удумали идти, умники? — Голос Люки разразился в тишине Сада подобно громовому эху.
Двое мальчишек разом охнули и застонали — Люка схватил нерадивых эльфов за острые уши и оттянул вверх.
— Отпустите, лорд Люка…
— Отпустите, мы это так…
— Мы не собирались идти, честное слово!
— Ну, конечно, не собирались, — зло сказал негласный вожак.
— Отпустите, больно, — взмолился первый.
— Как вас зовут? Где ваши родичи?
Солнечные эльфы, устроившиеся на камнях и голой земле, проснулись от криков.
— Мое имя Элфер Ночной Змей. Родители погибли при штурме Эбертрейла, — признался первый.
— Я Брэм Поющий Лук. Родители умерли, когда я был совсем мал. Меня воспитывали тетка и дядька, — вздохнул второй, — они тоже погибли во время штурма, лорд Люка.
Люка чуть заметно дернул острыми ушами и оттаял.
— Господин, позвольте мне, — окликнул мягкий женский голос. Он его узнал — это она пела недавно.
Из темноты выплыла высокая леди с большими голубыми глазами и длинными русыми волосами, в блеске которых когда-то жил солнечный свет. Увы, ее лучистая красота поблекла в войне и горе, и все что осталось от стати благородной дамы — невзрачная потерянная тень, отблеск вечной красоты великого прошлого.
— Позвольте мне, — пропела она, коснувшись его плеча. — Я позабочусь о детях.
Потрясенный ее светлой красотой, Люка поспешно отпустил их ушки и сглотнул.
— Как вам будет угодно, леди…
— Аинуллинэ.