— Я прошу прощения, шерл Габриэл, — смущенно молвил лекарь. — Вас пришлось сковать, чтобы вы ненароком не покалечили меня. Рана серьезная, а в вашей ситуации нормальной помощи вам не окажут, поэтому…
Лекарь поднял раскаленный прут, истекавший кудрявыми струями пара, и тяжело вздохнул.
— Делайте, что должны, — процедил Габриэл, закрывая глаза и мысленно готовя тело к новой обжигающей волне боли.
— Да, господин. Прошу прощения.
* * *
— Интересно, он живой?
— Был бы он мертвым, бросили бы они его сюда.
— Что-то исчадия совсем озверели, — легкий свистящий вздох и лязг цепей, — хватают и своих и чужих, заковывают, пытают, швыряют в подземелья без чувств.
— Не-е. Стражи говорили, этого темного не пытали, так только, раны прижгли, чтоб кровью не истек.
— Не пытали? Ну, да. Ты посмотри на него. До сих пор сладковатый запах паленой кожи стоит. А он здесь уже вторые сутки лежит, между прочим. Может, все-таки умер?
Снова лязг цепей, шорох по камню, шелест и шлепки.
— Нет, — голос второго. — Вон, шевелится. Сейчас очнется. Лучше отойти.
Ледяная вода, стекающая с острых потолочных сводов, капала ему на лицо, стекала по лбу к вискам, по щекам — на подбородок. Габриэл поморщился, ощущая под собой сырой пол. Руки и ноги оплетали цепи — Брегон так боялся, что, даже бросив его под замок, кандалы приказал оставить.
Шерл пошевелился — правый бок отозвался ноющей болью, и все же он был благодарен Маримору. Не сделай того, что сделал лекарь, Габриэл уже скитался бы среди Белых Духов Арвы Антре, стремительно приближаясь к Последним Вратам.
Открыл глаза. Ранящий факельный свет стелился по стенам и потолку черно-рыжими огнями, выхватывая неброские очертания, полупятна и размытые бесформенные силуэты пленников, шелестевших цепями в соседних камерах. За толстыми скользкими стенами темницы лязгала охрана. Вдалеке гудел уличный шум: цокали копыта, перекрикивались работяги, дули кузнечные меха, скрипели телеги, наполненные драгоценной подгорной рудой маэ-ро, из рудников возвращались пленные.
Сел, поднял голову и стряхнул соленые капли мутной воды. Глаза слезились, в рот точно песка насыпали, но молчавший у кованной решетчатой двери страж кувшин и кубок не предложил, вместо этого он довольно начал:
— Доброго вечера, лорд Габриэл. Как спалось? Непривычно наверно на голом камне? А то, вы все больше на шелках и бархате с бокалом дорогого либерского вина. Ну, теперь познаете тяготы настоящей солдатской жизни. Как говорится, изнутри.
Тот самый голос — просивший лекаря о пытках.
Кто же ты?
Габриэл всмотрелся в темное лицо. Страж не двигался, снисходительно позволяя себя рассмотреть. На наглеце блестел плащ из черного элейского аксамита, украшенный серебром и лунными камнями, — этот плащ с Габриэла сорвали во время битвы под пекарней. Теперь ясно, почему в камеру его бросили без верхней одежды, спасибо рубаху, брюки и сапоги оставили.
Бледно-оранжевый свет содрогнулся, а мир закачался, когда незнакомец, блеснув роскошью чужого наряда, припал к решетке и прошипел:
— Вы не помните меня, старший маршал? А я вас помню.
Он поднял правую руку с криво сросшимся запястьем.
— И ваш урок хорошо запомнил.
— Рад за тебя, — бросил Габриэл — на его снежном невозмутимом лице не дрогнул ни единый мускул. — Я тебя помню, солдат. Ты поднял руку на пленную женщину, оплакивающую смерть сына. Легко отделался. В следующий раз — сверну шею. Обещаю.
Страж усмехнулся:
— С переломанными костями вам будет не просто, мой лорд. Я, знаете ли, теперь больше не солдат армии Его Величества. Эрл Плетка был моим братцем. После того, как Белый Лебедь его прирезала, я занял этот пост. — Он выпрямился и раскинул руки в стороны: — Позвольте представиться, Керл, сын Клианна, новый Надзиратель. И вот, что я вам скажу — пока Его Величество запрещает пытать вас, но рано или поздно он отдаст такой приказ. И я приду за вами лично.
— Буду ждать, подонок, — Габриэл чудом хранил маску равнодушия.
Когда Керла, сына Клианна простыл след, два молодых солнечных эльфа зазвенели на два голоска. Те двое, спорившие пару минут назад — жив он или отдал душу Духам весны.
— Зря вы так. Безрассудство еще никому не приносило добра.
— Точно. Что ему приказ короля? Выволочет вас в пыточную, и прощайте кости.
Габриэл повернул голову, безразлично смерил пленников, сидевших в соседней камере, а потом лег на холодный твердый пол и, заложив левую руку за голову, жестко ответил: