Раздавленная горем стражница почти беззвучно утешала несчастную сестру Габриэла; а, может, она утешала саму себя. В разуме Гвендолин царили хаос и смятение, ибо черноокая, нежная и трепетная, как лань эльфийка не ведала, как помочь воину, к которому столько лет тянулась ее душа.
— Только не плачьте. Мы темный народ. Нам запрещено являть слабость и открывать чувства. Помните?
Селена помнила, но слезы все равно сыпались по щекам каплями белого хрусталя. Сестринское сердце разрывалось от боли, мысли окрасились тонами всеобъемлющей горечи. Она предчувствовала беду, ощущала ее опаляющий зной задолго до свалившегося несчастья, потому-то и обратилась к рунам с надеждой развеять беспочвенные страхи. Но руны ее не обрадовали. В последний расклад выпали «энэр», перевернутый «дракон», «власть», «эвазми» и руна «судьбы», а вместе они составляли опасный расклад под названием — «горнило испытаний». В тот момент эльфийка не поняла смысл предостережения, а когда поняла — стало слишком поздно. Она ведь умоляла Габриэла! Умоляла оставить эту проклятую службу и уйти с поста главнокомандующего, повесить клинок на стену и ступить на новый путь, не окрашенным цветами войны и смерти. Но достучаться до гордого, честолюбивого брата, преданного Теобальду всем сердцем, не сумела.
— А когда дядя Габриэл вернется домой? — Спросил Эджиннал в третий раз.
Перепуганный ребенок жался к матери, стойко сглатывал слезы, пытался храбриться, но синюшный восковой оттенок и темные круги под глазами выдавали его страх и отчаяние. В ладони он сжимал вырезанный из льдаррийского хрусталя кулон с маслом Древа Элленгвала. Тепло волшебного пузырька придавало ему сил, но душившая изнутри тяжесть, отбирала последние крупицы храбрости.
— Скоро, — шептала безутешная эльфийка, — скоро, сынок.
Справа рыдала Агата. Кроха плохо понимала суть собрания, знала только — где-то рядом любимый дядя и очень скоро ему будет плохо и больно.
— Гадина, — не сдержалась Гвендолин. — Предала его, а теперь стоит и улыбается.
Селена обернулась — сестра Сирилла говорила о Лире из рода Веллетреэв. Черноволосая красавица в темно-сером платье из агройского атласа, черной накидке с выбитыми по бархату узорами из сиварского позолота, ворковала с двумя красивыми молодыми лордами. Дочь Вигго легонько кивала и в такт ее движениям в высокой и сложной прическе покачивались переливающиеся серебром подвески в виде виноградных лоз. Молодой эльф справа склонился к ослепительно красивой Лире, что-то шепнув на ухо, и та заливисто рассмеялась.
— Я заставлю ее замолчать, — Гвендолин привычным жестом потянулась к рукояти клинка.
— Нет. Вы погубите себя. — Селена бросила тяжелый взгляд на сиявшую Лиру, — забудьте о ней. Она для нашей семьи больше никто.
— Хвала Иссиль, лорд Габриэл не успел взять в жены эту подлую тварь.
— Да, хвала… — скорбно согласилась она и крепче прижала детей.
Взревели горны, призывая к тишине. Толпа ахнула и притихла.
Жужжали уличные фонари, шуршали на сквозняках горевшие огнем знамена, позвякивали доспехи и оружие копьеносцев, в нетерпении на помосте притоптывал орк-палач, рядом кто-то сдавленно рыдал, дальше в толпе слышались смешки и грязные шуточки, беспечно журчали фонтаны.
Селена зажмурилась, переплетя густые шелковистые ресницы, блестевшие водяной пылью и услышала нервные шепотки:
— Смотрите, ведут. Сколько их…
Первым вели Габриэла со связанными впереди руками. За ним цепочкой шли солнечные эльфы — последним волокли упиравшегося коротко остриженного молодого мужчину.
Обогнув площадь с севера, конвой провел преступников вдоль помоста для казни, обошел шеренгу королевских гвардейцев, дабы подданные обозрели убийц и предателей, и подвел к ступенчатому возвышению с троном. На плечи Габриэла навалилось несколько рук — конвоиры заставили его и остальных обвиняемых встать на колени. Главный конвоир выступил на шаг и, ударив кулаком в область сердца, звучно сообщил:
— Заключенные доставлены, Ваше Величество.
Габриэл бросил взгляд в пол из темного мрамора, усмехнувшись убогому отражению. Посеревшее усталое лицо хранило следы багровых кровоподтеков и синяков, под глазами чернели отпечатки теней, спутанные локоны грязными лохмами легли по плечам, рубаха из халлийского шелка истрепалась, на запястьях красовались тугие металлические путы. Еще недавно его имя шептали с придыханием, величая лучшим воином королевства, сегодня он казался бродягой, схваченным где-нибудь в вонючих расселинах Беллийских гор или скверных гномьих гротах Аскья Удо.