Вольноотпущенники долго бежали, не разбирая дороги. На пределе последних сил, эльфы обогнули берег водоема в камышах и осоте, и юркнули в нестройный ряд кривых берез, дабы укрыться в туманном полумраке. Сбоку послышался леденящий вой, и Эллион сделал знак броситься в заросли неказистой вязолистной таволги.
— Укроемся здесь! — Сказал лучник, махнув головой — он еще не отошел от удара в затылок, и временами у него перед глазами плясали черные точки.
Кривые тени узких стеблей ложились на воду в расщелине. Тишина оглушала. Ни трелей птиц, ни дуновения ветра, ни музыки цветов, только затемненный бесформенный мир тумана и холода.
Схоронившись в неверном укрытии, эльфы обернулись и вздрогнули. Поляна, от которой они улепетывали, лежала в какой-то сотне ярдов к востоку. По чахлой, убитой тьмою, земле они пробежали — всего ничего.
— Что они задумали? — Прошептал Рамендил, вглядываясь во мглу. Там как раз королевский конвой сомкнул ряд вокруг Габриэла, а в круг входили три откормленных орка в шлемах с берилловыми рогами. Серебристые искры месяца бегали по драгоценному камню роем насмешливых светлячков.
— Не знаю, — шепнул Эллион, наблюдая за Брегоном. Тот что-то приказывал оркам в доспехах — обрывки его грубых ругательств слышались даже на расстоянии.
… Звук первых ударов, скрежет железа, свист цепей, крик пленника…
— Они убьют его, — горько молвил Левеандил.
— И пусть, — прошипел Эллион. — У него свой путь, у нас свой.
Ненадолго замолчали. Свист и лязг доспехов отдавался хрустальной трелью и звоном битого стекла. Иногда из-за деревьев наползали клочья тумана, залепляя обзор занавесом из серебра, и прятали кровавое «представление». Потом налетали ледяные порывы и уносили туман. Тихо шелестели мертвые стебли. Из расщелины, заполненной водой, гнусно булькало. Что-то тихо скреблось в соседнем овраге, а по недалеким курганам, заросшим белыми шляпками, бродили рваные тени сумеречных существ.
Рамендила передернуло от ужаса, но окрик брата заставил забыть обо всем.
— Смотрите! — Левеандил подскочил.
В круг конвоиров величаво вступил Брегона. Эльфы затаились, но пепельный навес спрятал поляну, осеребренную блеклым полумесяцем. Они напряглись, зашевелили ушами, вслушиваясь в отзвуки стоячего эха, и не зря. Через минуту поляну прорезал оглушающе-сдавленный, полный отчаяния вопль Габриэла.
Так кричат, когда умирают.
Левеандил и Рамендил в ужасе осели на землю. Остальные дрогнули и прижали тонкие золотистые руки к сердцу — страшнее крика они в жизни не слышали. В Верхнем Мире много чего говорили про темных эльфов, а про их жестокость говорили еще больше: пытки пленных, осады мирных городов, убийства невинных жителей… но чтобы так издеваться над своим же сородичем, это у сотканных золотом и светом в голове не укладывалось. Хотите убить — убейте, зачем же так мучать?
Мертвым грузом пала тишина, но всего на секунду. Октябрьскую полуночь пронзил губительный глас бесчисленной орды демонических существ — голодные твари спешили на пир.
Клок тумана перекатился левее, отполз осколком льда. Эллион прищурился — открывшаяся поляна оказалась пуста.
— Они ушли.
— И бросили его, — Левеандил кивнул на одиноко лежащую тень на берегу. Распростертое худое тело не подавало признаков жизни.
— Убили, — севшим голоском прозвенел Рамендил Эндермеран, отворачиваясь.
Совсем близко раздался отвратительный звук похожий на похоронный трубный звон и грохот тысяч гроз одновременно. Ревела мантикора.
— Уходим! — Эллион вывел из оцепенения остальных. — Сюда ползет вся мерзость, обитающая в этом лесу!
— Предлагаете его бросить? — Хором возмутились братья.
— Да, — пожал плечом Эллион, — предлагаю.
— Но он умрет, — запротестовал Левеандил.
— И что? — Огромные голубые глаза блеснули, как два пересыхающих озера. — Я говорил, он наш враг. Мы ему ничего не должны.
— Это не правильно, — горячился Левеандил. — Если позволим ему умереть, будем ничем не лучше исчадий.
— Мальчишка прав, — согласился красивый эльф без возраста Эстрадир и посеял седеющими волосами, как снегом.
— Да, — поддержал рыжеволосый Андреа. — Всевидящий милосерден, и мы должны проявить милосердие.
— Милосердие? — Взорвался Эллион и затылок ударило болью. — Да что с вами? Эти мерзавцы разрушили Эбертрейл, убили наших родителей, взяли в плен наших детей! И он, — злющий эльф ткнул пальцем в неподвижного Габриэла, — был одним из тех, кто жег Лесной город, наблюдая, как мы корчимся от боли и истекаем кровью! А теперь вы толкуете мне о милосердии?