Взглянув вверх, Ситас сразу понял, что преодолел едва ли четверть пути к перевалу. С такой скоростью он останется здесь дотемна и заблудится – и это испугало его.
Он решительно продолжил путь, на сей раз среди грубых выходов породы. Скоро он понял, что идти здесь гораздо легче, и воспрял духом.
Поднимаясь вверх широкими шагами, Пророк испытал новое чувство восторга. Далеко внизу виднелось дно долины; сверху на него глядели небеса – и еще горы. Он больше не нуждался в отдыхе. Напротив, подъем, казалось, взбодрил его. Прошло полдня; Ситас приблизился к вершине перевала, и здесь проход сильно сузился. На склоне неустойчиво стояли два огромных валуна, между которыми просачивалась узкая полоска дневного света. Любой из них мог легко соскользнуть вниз и увлечь эльфа за собой обратно в долину – если сначала не придавит его.
Но иного пути не было. По обеим сторонам от гигантских камней уходили вверх отвесные склоны горы. Единственный путь на перевал лежал между двумя шаткими валунами.
Ситас не стал медлить. Приблизившись к камням, он увидел, что просвет достаточно широк, чтобы пройти – или, вернее, протиснуться. Он вступил на узкую тропу, взбираясь вверх по осыпающимся вниз камешкам.
Внезапно земля ушла у него из-под ног, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Эльф почувствовал, что один из валунов сдвинулся с угрожающим грохотом. Каменные стены, окружавшие его, сблизились, и проход сузился примерно на дюйм. Затем скала, казалось, встала на место, и все стихло.
Ситас бросился вперед и вверх так быстро, как только мог, стремясь выкарабкаться из ущелья, прежде чем камни снова зашевелятся. Одним рывком он преодолел последние несколько десятков ярдов крутого подъема и наконец очутился на вершине перевала.
Деревья! Он увидел среди заснеженных пространств далеко-далеко внизу пятна зелени. Деревья – это означало дрова, это означало огонь! Склон, уходивший вниз, было гораздо легче преодолеть, чем тот, по которому он только что поднимался. Он оглянулся на солнце – до заката оставалось два часа.
Этого достаточно. Сегодня у него будет огонь, поклялся себе Ситас.
Он стремглав кинулся вниз, иногда съезжая по небольшим заснеженным участкам, иногда перепрыгивая через большие сугробы, приземляясь в десяти-пятнадцати футах ниже. Усталый, взмокший от пота, с болью во всем теле, он наконец, добрался до группы сучковатых кедров далеко внизу, в долине. И теперь, после долгого пути, он воспрял духом. Пользуясь последними лучами дневного света, он собрал все сухие ветки, какие только смог найти, и сложил их в кучу перед рощицей необыкновенно толстых деревьев, у подножия которых он решил разбить лагерь.
Достав из-за пазухи стальной кинжал, он одним ударом о кремень высек искру, сухой хворост сразу же загорелся, и через несколько минут Ситас уже наслаждался теплом пылающего костра.
Неужели это проклятие богов, размышлял Кит-Канан, наказание за то, что он предал своего брата? Он прислонился к скале и закрыл глаза, содрогаясь не от боли, а от мук совести.
Почему он не умер сразу? Все тогда было бы гораздо проще. Ситас был бы свободен, продолжал бы поиски, вместо того чтобы нянчиться с ним, как неопытная нянька с лежащим в лихорадке младенцем.
И в самом деле, Кит-Канан чувствовал себя не менее беспомощным, чем новорожденное дитя – он был вынужден сидеть совершенно неподвижно.
Он наблюдал за тем, как Ситас взбирается вверх по склону, пока брат не скрылся из виду. Он двигался с такой ловкостью и умением, что даже удивил Кита.
Лежа здесь, на этом уступе, Кит-Канан знал, что Ситас не покинет его – они были связаны кровными узами. Он, возможно, исследует близлежащую местность, но никогда не сможет заставить себя уйти далеко.
«И все потому, что я такой дурак!» – проклинал себя Кит. Они не подготовились к нападению врага! Он уснул. И только храбрый Аркубаллис, пожертвовав собой, предупредил их о приближении горных великанов.
А теперь его грифон исчез, без сомнения, погиб, а сам он сильно покалечен. Ситас отправился на поиски один, пешком. Кит-Канану теперь казалось, что их предприятие закончилось крахом.
Ситас высушил у огня одежду и сапоги – он до нитки промок от пота и растаявшего снега. Костер освещал все вокруг, отгоняя темноту, царившую в этой высокогорной местности, и поднял ему настроение; несколько часов назад он и не думал, что сможет так радоваться.
Костер мирно потрескивал, и жаркие языки пламени плясали, зачаровывая Ситаса. Костер был подобен другу, который может выслушать и утешить. И наконец, на огне он смог зажарить кусочек мороженого мяса.
Этот ломтик, подсушенный за несколько минут в огне на раздвоенной палочке, был покрыт золой, почернел и обуглился снаружи, хотя оставался сырым внутри. Он был недожаренным, жестким, словом, негодным в пищу, но, бесспорно, самым чудесным блюдом, которое эльф когда-либо пробовал.
Три сосны служили ему стеной. Ситас отгреб в сторону немного снега и устроил для себя постель из мягкой хвои.
В ту ночь он спал всего несколько часов, а проснувшись, первым делом занялся костром. Ситас поджарил на завтрак кусок мяса, на этот раз более терпеливо. Когда он закончил, солнце уже заливало сверкающим светом похожее на чашу углубление, в котором он сидел. Ситас принял решение.
Он доставит Кит-Канана в эту долину. Он еще не знал, каким образом, но был уверен, что здесь брату будет лучше.
Выработав план, эльф сложил немногочисленные пожитки и привязал их к поясу. Затем он потратил несколько минут на то, чтобы собрать охапку дров – легких, высохших на солнце палок, которые будут хорошо гореть. Он обломал с них мелкие сучья, чтобы можно было сделать плотную вязанку.
Наконец Пророк повернулся к перевалу. Склон перед ним лежал в тени, которая обычно укрывала его почти до заката. Ступая по своим следам, он начал пробираться через глубокий снег обратно, на вершину перевала.
Остановившись передохнуть – подъем оказался очень утомительным, – Ситас поискал взглядом точку на далекой скале, которая, он знал, была Кит-Кананом. Ему пришлось сощуриться – солнечный свет, отражаясь от снега, немилосердно слепил глаза.
Он не мог разглядеть уступа, но рассмотрел яму в снегу на месте их ручья. Что это там? Он заметил какое-то движение, и на миг ему показалось, что это вернулись овцы. Затем глаза его привыкли к яркому свету, и он понял, что это не животные. Огромные фигуры, напоминавшие человеческие, неуклюже пробирались через снег. Казалось, они были покрыты клочьями меха, но этот «мех» был не чем иным, как плащами, наброшенными на широкие плечи.
Они шли гуськом, их было десять или двенадцать, и они пересекали долину, не обращая внимания на глубокий снег.
Ситас с ужасом понял, что происходит: горные великаны вернулись, и они направлялись к Кит-Канану.
Что произошло дальше
Ситас разглядывал горного великана, который шагал во главе колонны на расстоянии двух миль от него, в двух тысячах футах внизу. Монстр указал своим товарищам на что-то вверху. Не на Ситаса, понял тот, на… уступ! На лагерь его брата! Дюжина гигантов пробиралась через сугробы по долине, направляясь в его сторону.
Ситас попытался разглядеть брата, но расстояние было слишком большим. Погодите… Вон он! Он понял, что Кит-Канан тоже заметил врагов: раненый натянул на себя темный плащ и прижался к скале. Казалось, он замаскировался удачно и сделался почти невидимым снизу, со стороны великанов.
Колонна врагов перешла вброд ручей. Один из них снова указал на что-то, на этот раз на тропу, которую Ситас оставил во время своих походов за водой. Другой великан заметил еще тропу – Ситас оставил ее вчера.
При виде его жеста в голову Ситаса пришла безумная идея. Он торопливо огляделся, и тут взгляд его упал на валун средних размеров на вершине перевала, по-видимому отколовшийся от основной породы. Обхватив его обеими руками, пыхтя от напряжения, он поднял камень над головой. Последний из гигантов пересек поток, и теперь колонна огромных, безобразных созданий приближалась к скале Кит-Канана.