Ежедневно его терзал ветер, и часто мир скрывался за завесой летящего снега. Теперь он понял, что несколько дней ясной погоды, последовавшей за ранением Кита, были счастливым исключением. Наступала свирепая зима, обрушивая на него снег, трещало ледяное крошево.
Он продвигался на запад, пока, наконец, не оказался на высоком хребте и не увидел, что местность понижается, переходя в предгорья, а за ними в равнины. Там нечего было искать горное убежище грифонов. Он двинулся обратно к Кит-Канану и Однозубому несколько другим путем, чем сюда, но по-прежнему ничего не обнаружил.
Он нашел брата и горного великана в хорошем настроении, с большими запасами мяса. Хотя Кит пока не мог передвигаться, нога его, по-видимому, хорошо заживала. Со временем к ней должна была возвратиться прежняя сила.
Проведя ночь в тепле и подкрепившись свежеприготовленным мясом, Ситас начал поиски в северном направлении. На этот раз поход занял еще больше времени, так как горы Халькист протянулись далеко с севера на юг. Однако после двадцати пяти дней поисков он оставил позади самые высокие кручи. Хотя впереди лежала гористая и пустынная местность, со своего высокого наблюдательного пункта он видел, что там нет высоких гор, которые так живо описывал Кит-Канан, рассказывая о своем сне. По-видимому, на севере грифонов нет.
Возвращение в лагерь заняло еще десять дней, и он шел по более возвышенной, но такой же пустынной местности. Единственными живыми существами, встреченными им, оказались олени. Он наткнулся на стадо случайно и наблюдал, как они спешат прочь, с трудом пробираясь через глубокий снег. С чувством, близким к жалкому отчаянию, он, еле волоча ноги, перевалил через последний хребет и вернулся в уютный лагерь.
Однозубый радостно приветствовал его, а Кит-Канан выглядел более сильным и здоровым, хотя нога его по-прежнему была в неудобном лубке. Брат трудился над замысловатым костылем, но пока еще не пытался им пользоваться.
Пища уже заканчивалась, и Ситас остался на несколько дней, чтобы выследить и убить жирную важенку. Вернувшись в лагерь с добычей, он в изумлении увидел, что Кит ждет его у входа в пещеру, стоя на ногах.
– Кит! Твоя нога! – воскликнул он, роняя тушу и торопливо подбегая к брату.
– Болит, словно все пламя бездны жжет ее, – проворчал Кит, но, стиснув зубы, заставил себя улыбнуться. – Однако я могу стоять с помощью костыля.
– Теперь называю тебя Три Ноги, – резонно заметил Однозубый.
– Верно! – согласился Кит-Канан, по-прежнему скрежеща зубами.
– Мне кажется, это нужно отметить. Как насчет талого снега и оленины? – предложил Ситас.
– Великолепно, – согласился Кит-Канан.
Однозубый счастливо забормотал, разделяя воодушевление братьев, и все трое наслаждались вечерним пиром. Великан первым утомился, и вскоре он уже громко храпел на своем обычном месте снаружи пещеры.
– Ты снова собираешься в путь? – тихо спросил Кит после долгого молчания.
– Я должен, – ответил Ситас. Оба знали, что иного выбора нет.
– Это последний шанс, – заметил Кит-Канан. – Мы прилетели с юга, а теперь ты осмотрел север и запад. Если эта долина не найдется где-то на востоке, мы должны будем признать, что вся эта затея – лишь дорогостоящий воздушный замок.
– Я еще не готов сдаться! – ответил Ситас более резко, чем хотел.
По правде говоря, подобные подозрения таились в его подсознании уже много дней. А что если он не найдет грифонов? А что если они будут вынуждены возвращаться в Сильваност пешком – ведь они смогут отправиться в такое путешествие лишь поздней весной, когда растает снег, и оно займет месяцы. И как они смогут вернуться с пустыми руками, потратив столько времени?
Однако Ситас начал поиски в восточном направлении, полный твердой решимости. Он без устали карабкался на скалы, преодолевал высокие, опасные хребты. Местность здесь была наиболее труднопроходимой в горах Халькист, и много раз отважный эльф был близок к гибели.
Ситас научился распознавать нависающие гребни, крутые, скрытые под снегом склоны, порождающие обвалы, которые сметают все на своем пути. Он находил протекающие под снегом ручьи и набирал питьевую воду, но ни разу не промок насквозь – в этих пустынных горах это означало бы смерть от холода.
Он проводил ночи на высоких горных хребтах, и скалы служили ему постелью. Где мог, он выкапывал себе пещеры в снегу и обнаружил, что таким образом можно согреться и выжить в долгие темные ночи. Но он по-прежнему не встречал никаких признаков грифонов – или других живых существ – среди вздымавшихся к небесам утесов.
Две недели Ситас бродил по безжизненным долинам, взбирался по ощетинившимся скалам, уклонялся от лавин и выискивал в небе и в ущельях следы своей «дичи». Каждый день он отправлялся в путь до рассвета и шел целый день до тех пор, пока из-за темноты не мог видеть дальше своего носа. Затем он погружался в беспокойный сон, ожидая прихода рассвета, который позволил бы ему продолжать поиски.
Однако, в конце концов, он вынужден был признать свое поражение и повернул назад, к лагерю. Унылое отчаяние овладело им, когда он расположился на отдых среди высоких скал. И вот, когда Ситас собирал камни, чтобы устроить себе ложе, он увидел эти следы, похожие на кошачьи, но намного больше, больше его ладони с вытянутыми пальцами. Он с уверенностью узнал отпечатки задних, львиных лап и теперь понял, кому принадлежат другие следы – от лап с когтями. Их мог оставить необыкновенно большой орел, но Ситас знал, что это не так. Это были следы огромного грифона.
Кит-Канан беспокойно ворочался на ложе из сосновых лап. Ветки, когда-то мягкие, после двух месяцев превратились в жесткую, бугорчатую подстилку и больше не казались приятной постелью. Как обычно – как и сотни, тысячи раз ежедневно, – он проклинал увечье, приковавшее его к постели, словно калеку.
Ему мешал заснуть какой-то звук – рокот, подобный тому, что издают дырявые кузнечные мехи. Звук отражался от стен пещеры.
– Эй, Однозубый! – рявкнул Кит, – Просыпайся!
Звук внезапно стих, сменившись сопеньем и бульканьем, и великан заглянул в пещеру.
– А? – спросил человекоподобный гигант. – Чего хочет Три Ноги?
– Прекрати храпеть! Я не могу спать в таком шуме!
– Чего? – моргнул Однозубый. – Не храплю!
– Не важно. Прости, что разбудил.
Улыбаясь про себя, больной перевернулся на грубой подстилке и медленно поднялся на ноги.
– Хороший огонь. – Великан пододвинулся ближе к углям. – Лучше, чем в деревне.
– А где твоя деревня? – с любопытством спросил Кит.
Великан в первый раз упоминал о своем маленьком племени.
– В горах, близко к лесам.
Это мало что говорило Киту, он понял лишь, что великаны живут в местности более низкой, чем та, где они сейчас находятся, и это было хорошо, учитывая, что брат его сейчас бродит в высоких горах.
– Поспи еще немного, – пробурчал великан, потягиваясь и зевая. Рот его открылся, обнажив единственный клык, затем Однозубый чмокнул губами и закрыл глаза.
Великан значительно продвинулся в изучении эльфийского языка. Конечно, он не стал блестящим рассказчиком, но мог общаться с Кит-Кананом на самые различные повседневные темы.
– Доброй ночи, друг, – мягко ответил Кит-Канан.
Он смотрел на спящего великана с искренней привязанностью, испытывая к нему благодарность за то, что он скрашивал эти месяцы одиночества.
Выглянув наружу, он увидел за громадным телом спящего Однозубого бледно-голубую полоску рассвета.
Проклятая нога! Почему ему нужно было получить увечье именно сейчас, когда его умения могли бы так пригодиться, когда на кон поставлена победа в войне и будущее его народа?
Кит-Канан уже мог немного двигаться. Он мог ковылять вокруг пещеры, хотя это причиняло ему боль, ходить за водой и упражнять ногу. Сегодня, решил он, он сможет пройти достаточно далеко, чтобы принести немного свежих веток для становящейся все более неудобной постели.